этой надежде перейти в уверенность, Шеннон веселым тоном уверила Джона:
– Никаких костров, Джон. Клянусь. Только извинюсь и все.
– Посмотрим. Сначала ты искупаешься, отдохнешь… и если еще будет светло, я отведу тебя туда. Сегодня или завтра.
– Нет, сегодня. Потому что завтра, – твердо сказала Шеннон, – ты пойдешь к Кахнаваки и потребуешь свою невесту.
– О? Ты хочешь сказать, что я должен потребовать свою невесту?
– Точно. Ты выполнил все задания Кахнаваки, и его поведение совершенно необоснованно.
– Как я понимаю, ты пойдешь со мной, – проворчал Джон. – Я думал, ты отказалась от Кахнаваки.
– Как от любовника? Об этом можешь не беспокоиться. Он мне не нужен. Но он твой лучший друг, и тебе пора жениться на его сестре. Я желаю тебе счастья… Ты так много сделал для меня. Мне хочется, чтобы твоя жизнь была счастливой и безоблачной.
– Похоже, ты не собираешься идти со мной к Кахнаваки?
– Мне все равно. Я могу остаться здесь и отдохнуть, – Шеннон поразилась: неужели она действительно перенеслась на триста лет назад, чтобы попасть на долгожданную свадьбу Джона Катлера. Она не стремилась присутствовать на этой свадьбе, но и оставаться в этом времени больше не хотела. Шеннон вдруг почувствовала себя обособленной как от XX века, так и от простого, незамысловатого настоящего. Она осознавала, что ей необходимо предстать перед своим духом, прежде чем встретиться лицом к лицу со своим будущим.
– В чем ты будешь купаться? – В глазах Джона светилась надежда. – Обещаю быть джентльменом…
– Не волнуйся. В моей сумке лежит леотард.[11] Я им пользуюсь вместо купальника, – Шеннон весело рассмеялась, когда Джон пробормотал что-то насчет «бредовых идей». – Дело в том, мистер Катлер, что вы увидите меня в самой популярной одежде. Не имело значения, какую одежду мы рекламировали, мой босс всегда требовал, чтобы я была в той одежде, в которой он увидел меня впервые. В Дасти-джинсах, белом леотарде, босой с распущенными волосами. Мой облик стал отличительным знаком фирмы… – Шеннон хихикнула, заметив, что Джон не слушает ее. – Джон? Ты меня слышишь?
– Что я должен слушать? Бред сумасшедшей? Побереги силы для купания, мисс, если ты действительно умеешь плавать.
– О! Это пруд? – В отдалении был виден маленький уединенный изумрудный оазис. – Как здесь красиво, Джон. – И крикнула, выхватив из сумки леотард: – Догоняй, упрямец!
Она помчалась к пруду, подгоняемая воплем притворной ярости. Шеннон влетела в кусты и сорвала с себя одежду. Если бы только она могла купаться нагишом, как, вне всякого сомнения, будет купаться Джон! Нет, нельзя провоцировать его накануне свадьбы. Втиснувшись в леотард без рукавов, с глубоким декольте, Шеннон весело побежала к воде.
Джон стоял в холодной воде по пояс, глядя на нее глазами, сверкающими от желания. Сердце Шеннон радостно забилось от того, что глаза Джона сверкали так же ярко, как вода в пруду. И он был нагой! Широкая загорелая грудь покрыта густыми каштановыми завитками. Ей нравилась его дерзость. Шеннон нетерпеливо вошла в воду.
– Не трогать! – напомнила она Джону, наверное, сотый раз за день. – Давай поплывем наперегонки.
– Подожди. – Джон схватил ее за талию и игриво усмехнулся. – Вы просто обольстительны, мисс Шеннон. Я не настолько глуп, чтобы не понять, что Кахнаваки поразило золотое сияние твоих волос… – Его глаза скользили по груди Шеннон. Белый леотард намок и стал почти прозрачным. – Твои большие красивые груди…
– Как грубо, – строго сказала Шеннон. – Знаешь, что я думаю, Джон Катлер?
– Что?
– Женись-ка побыстрее! – Она выскользнула из его рук, взвизгнула с притворным ужасом, нырнула и быстро поплыла, будто за нею гнались. В эти мгновения она была довольна своей жизнью, пусть та и давала ей столь суровые уроки.
«У тебя еще много будет таких прекрасных мгновений, – пообещала себе Шеннон, скользя сквозь прохладную зеленоватую воду. – Ни Кахнаваки, ни Джон, ни XVII век так пленили тебя, а жизнь, которую ты выбрала для себя, два дня назад, как и обещала своему отцу. Ты думаешь о себе, о своей жизни, а не об особых случаях, как ты обещала Филиппу».
Филипп. Путеводная звезда на ее пути в будущее, домой. Он не поверит ни одному слову из ее рассказа, но будет внимательно слушать и обязательно сделает точный поучительный вывод. Шеннон в раю. Наверное, так назовет он ее историю, и, конечно, будет прав.
Шеннон вынырнула прямо в объятия Джону. Она вскрикнула от неожиданности. Джон поднял ее над водой и усмехнулся:
– Теперь ты моя, Шеннон Клиэри.
– Разве? – сияющая улыбка исчезла с лица Шеннон, когда глаза Джона потемнели от желания. – Джон? Давай еще поплаваем.
– Ты моя, – повторил он, как в трансе. Он медленно опускал ее, прижимая к своему телу. Когда груди Шеннон оказались у его рта, он нежно, но жадно, провел языком по одному соску, потом по другому. Его губы ласкали, посасывали сосок сквозь прозрачную ткань леотарда.
Тело Шеннон затрепетало от наслаждения. Непроизвольно она запрокинула голову, как бы стремясь, чтобы сосок поглубже проник в его рот. Ей хотелось обхватить ногами сильное тело Джона. Но, когда он опустил ее ниже, в воду, и в игру вступило его мужское естество, Шеннон пришла в себя и попыталась оттолкнуть его.
– О чем ты думаешь? – простонала она. – Вспомни о сестре Кахнаваки…
