Сара поймала себя на том, что ей больше всего хочется увидеть эти глаза, пусть хоть на мгновение. Но Морган не поднял головы. Он вообще за эти дни на нее почти ни разу не посмотрел.
– А у вас была большая семья? – спросила она Генри, когда тот подал ей фарфоровую чашку с блюдцем. – И вы ни разу толком не рассказывали, каким образом очутились в Англии. Вас ведь туда какой- то ботаник привез?
Генри присел рядом с ней. На какое-то время он, казалось, задумался.
– Да. Мне было десять лет, когда я на него натолкнулся. Он каким-то образом ухитрился потеряться в флоресте. И я проводил его в деревню. Он предложил мне стать его платным проводником и переводчиком до конца его пребывания. И я проработал на него восемь месяцев. К концу срока он ко мне очень привязался. И когда возвращался в Лондон, позвал меня с собой. А там, поддавшись на уговоры своих коллег, он взял курс на мое образование и обучение манерам. Голубокровки эти страшно меня развлекали. От души повеселили. Они смотрели на меня, как на диковинку, а я на них – как на идиотов, но это так, к слову. Я там оставался, пока не закончил Оксфорд – с отличием. А когда вернулся в Бразилию, выяснилось, что все мои близкие… мертвы.
– Простите, – сказала Сара.
Генри потягивал чай и смотрел в темноту.
Наконец Сара набралась смелости обратилась к Моргану:
– А у вас как, мистер Кейн?
Отсвет пламени подрагивал на его длинных пальцах, которые поворачивали так и этак резную деревяшку; стружки серебрились у него на коленях.
– Расскажите о вашей семье, – настаивала Сара.
– А что рассказывать? – ответил он ровным голосом.
– Кто были ваши родители? Есть ли у вас братья и сестры?
Он сжал губы, полностью сосредоточившись на своих ладонях. И, по-прежнему не глядя на нее, ответил:
– Мой отец был офицером во флоте США. Мать у меня француженка.
– А они живы?
– Нет.
– В таком случае, я полагаю, у нас всех есть что-то общее, – сказала она.
Морган глянул ей прямо в глаза, и в его зрачках отразилось пламя костра.
– Да-а? – Улыбка у него была ледяная. – И что именно, ваша светлость?
– Мы все осиротели, образно говоря.
– Верно.
Он швырнул деревяшку на землю и поднялся. Сара внимательно взглянула ему в лицо, потом опустила глаза на сжатый в его руке нож. Ей очень не понравилось, как он подрагивает.
Морган повернулся, чтобы уйти. Тогда Сара, оставив чашку, вскочила. Нагнала она его уже на противоположном конце лагеря.
– Я хотела бы вас на пару слов, – сказала она. Морган взял винтовку, проверил, заряжена ли она, и растворился в темноте, оставив ее в ярости, гневно смотрящей ему вслед. Сжав кулаки, девушка устремилась за ним, спотыкаясь о завалы, оставшиеся на песчаном берегу со времени половодья. Сук вцепился Саре в подол, и она вынуждена была остановиться и с силой дернуть ткань, так что та порвалась и отпустила ее. К тому моменту, когда девушка настигла Моргана, терпение ее окончательно лопнуло, ярость стала неуправляемой – хотя она и понимала, что все это противоречит ее хорошему воспитании. А на кой черт оно здесь нужно?!
– Черт возьми! Остановитесь же сию секунду и посмотрите на меня!
Морган остановился так внезапно, что Сара тут же на него натолкнулась и уже падала, когда он подхватил ее, встряхнул как следует и поставил перед собой, будто ребенка, у которого истерический припадок. Девушка в ярости оттолкнула его руки.
– Я уже как могла терпела и пыталась понять это ваше многозначительное молчание, но мне это все осточертело. Если кто тут имеет право на гнев, так это я. Я тут пострадавшая сторона. Моих родителей уничтожил Кинг. О моем будущем идет речь, оно поставлено на кон. Я все, что у меня в этом мире осталось, поставила на дохлую карту, что вы меня доставите в Жапуру. И что происходит? Вы пытаетесь сняться среди ночи и бросить меня! Она двинула его кулаком в плечо. – И вот опять стоите и молчите! Я даже не могу с вами цивилизованно поговорить, потому что вы тут же даете деру.
– Вы закончили?
– Нет, не закончила! Я требую объяснений. Почему вы так невзлюбили меня со времени выхода из Сантарема.
Ночь и лес обступал их, превращая воздух в пар, а деревья – в нависшие темные фигуры, от которых Сара пришла бы в ужас, если бы зафиксировалась хоть на чем-то, кроме глаз Моргана. Но она не могла. – Господи! Она не могла! Внезапно девушка оказалась способна думать только о силе этого пристального взгляда – о той же самой его напряженности, понудившей его тогда ночью на «Сантосе» поцеловать ее так страстно, что она потеряла всякий рассудок. Господи милостивый! Неужели только по этой причине побежала она за ним в темноту одна? Неужели она надеется испытать эту запретную дрожь, почувствовать, как тело ее снова вжимается в его?
– Ну? – потребовала она предательски надтреснутым голосом.
Лицо ее в темноте казалось неясным пятном, и Морган подумал: «Нашкодивший котенок, изображающий из себя грозную львицу.» Он ведь бросит ружье, завалит ее на землю – и к черту ее девственность, Норман! К черту его собственную решимость не лишать ее невинности. Он сделал все, что
