«Есть на свете женщины, — подумал он, — для которых монастырь — единственное место, где они могут чувствовать себя защищенно, и Магдалена явно из их числа». Несмотря на необычные и очень выразительные глаза, обрамленные густыми ресницами, она была некрасива.
Одутловатое лицо с пухлым подбородком напоминало расплывшееся тесто. Лаура уверяла, что они лучшие подруги. Если так, то Магдалена весьма великодушна, потому что большинство девушек умерли бы от зависти к ослепительной красоте подруги.
— Слушаю вас, мой господин, — голос был необычно мил: глубокий, ясный, чистый, как у мальчика из церковного хора.
— Извините, что нарушаю покой обители, — проговорил Сандро, окинув взглядом сад и жилые помещения.
Одно из высоких окон привлекло его внимание: из него тянулась тонкая струйка дыма. Страж Ночи нахмурился.
— Это келья сестры Челестины. Она занимается алхимией, и весьма успешно, — пояснила Магдалена.
— Я об этом кое-что слышал!
Сандро глубоко вздохнул.
— Мне необходимо задать вам кое-какие вопросы о случившимся сегодня в мастерской Альдуса.
— Что же там случилось, господин? — Магдалена не шевельнулась.
— Убийство. Погиб наборщик Гаспари.
— Гаспари?
Горбунья перекрестилась.
— Упокой, Господи, его душу!
— Вы знали его?
— Да, мой господин, я ведь правлю рукописи для печатной мастерской Альдуса.
— И сегодня вы были у него незадолго до случившегося!
— Да.
Девушка не поинтересовалась, откуда это стало известно Стражу Ночи.
— Я… я виделась с Гаспари. Он еще говорил мне, что собирается отправиться вечером со своей возлюбленной в Лидо.
Она громко сглотнула.
— Кто был еще в мастерской, кроме Гаспари?
— Никого.
Из рукавов монашеского платья вынырнули руки и вцепились в коралловые четки.
— Мой господин, кто же мог его убить?
Кавалли посмотрел Магдалене в лицо и ничего, кроме огорчения, не обнаружил в глазах монахини.
— Именно это я и собираюсь выяснить, — ответил он.
— По моему мнению, французы лучше всех, — сказала Порция, держа в зубах дюжину булавок. — Их мастерство в создании костюмов уступает только талантам в постели.
— Французы? Фи! — не выдержала Фьяметта, отмеряя необходимое количество золотой тесьмы. — Стой спокойно, Лаура! Не шевелись! А то мы никогда не закончим твой наряд!
Лаура и Ясмин переглянулись. Девушки находились в будуаре мадонны дель Рубия, поражавшем своей роскошью: стены обиты расшитой византийскими узорами золотой парчой; карнизы работы Сансовино украшены золотом и ультрамарином, повсюду вазы из алебастра и порфира; резные инкрустированные шкафы, столы и комоды, заставленные солидными, на латыни, томами в кожаных переплетах.
В дальнем углу Флорио, облаченный в свою черную мантию, негромко наигрывал что-то на виоле.
Лаура постаралась замереть. Порция и Фьяметта окутывали ее белым шелком. Наряд, который они шьют, она наденет на карнавальный маскарад.
— А что ты имеешь против французов, Фьяметта?
В ответ Фьяметта состроила гримасу.
— Они такое делают ртом! И просят, чтобы и женщины… гм…
— Какое это имеет значение? — спросила Порция. — Зато они хорошо платят!
Сын посла дал мне сверх обычной платы двадцать эскудо! И слава Богу, французы не проделывают с женщинами того, что требует от Ясмин Горвальд!
Все сочувственно посмотрели в сторону африканки. Горвальд, грубый шведский купец, питал особое пристрастие к темнокожей девушке.
— А по-моему, — продолжала Порция, — это испанцев следует избегать!
— Испанцы — чудесные любовники, — возразила ей Фьяметта. — Страстные, искусные…
— И что у тебя остается, когда их страсть проходит? Они скупы, как и шотландцы, — настаивала Порция. — От испанца если чего и добьешься, так это пустопорожней болтовни о его похождениях в Новом Свете.
Она приложила платье к плечам Лауры.
— Голые дикари, золотые реки, водопады, возвращающие молодость… Кому нужны такие сказки?
— А мне это нравится, — мечтательно промолвила Лаура.
Ясмин, возившаяся над головным убором карнавального наряда подруги, пристально посмотрела на нее.
— Ты хорошо себя чувствуешь? Что-то ты сегодня кажешься мне какой-то бледной.
Лаура рассмеялась:
— Все прекрасно! Я с нетерпением жду карнавала. Это для меня просто праздник. В карнавальную ночь я начну отрабатывать свои долги и наконец-то смогу расплатиться с мадонной дель Рубия!
— Она ожидает, что ты принесешь ей хорошую прибыль, — уверила девушку Порция.
Лаура кивнула, однако будущее уже не казалось ей столь безоблачным, как прежде. Его омрачало дурное предчувствие.
— Все же я немного нервничаю, — призналась она подругам.
— Ерунда! Подними-ка руки, — попросила Фьяметта. — Мадонна дель Рубия хорошо тебя подготовила, и ты знаешь, как себя подать, обучена также поведению за трапезой и искусству обольщения мужчин.
— Однако манеры еще требуют некоторой шлифовки, — заметила Порция. — Когда ешь, не набрасывайся на салат, как корова на сено.
— И нельзя наполнять бокал более чем на половину, — добавила Фьяметта. — А то напьешься!
— А еще, ради Бога, не икай! — вмешался Флорио.
Лаура хихикнула.
— Ну, а если вырвется нечаянно?
Флорио поджал губы:
— Тогда ты покажешься всем гостям заведения отвратительной, и тебе труднее будет вернуть долг мадонне дель Рубия.
Девушка надеялась, что дружеские подшучивания избавят ее от мрачного настроения, но дурное предчувствие не покидало.
— Не беспокойся, — Флорио отложил в сторону виолу. — С учетом той цены, которую запросит за тебя мадонна, достанешься ты только очень богатому и наверняка искушенному мужчине. Он сможет оценить твою невинность.
— В спальне мужчиной руководит не богатство и искушенность, — заметила Ясмин.
— Хватит вам! — попросила Порция. — Лаура, в худшем случае, тебе придется провести ночь за разговорами, милыми играми и невинными забавами. У тебя будет хорошее вино, возможно, карты…
— И все закончится прежде, чем ты успеешь опомниться! — вздохнула Фьяметта.
— Полагаю, ты права, — сказала Лаура, рассматривая свои изящные золотистые туфельки. — Мне не о чем беспокоиться.
И все-таки ей было грустно. Давным-давно, много лет тому назад, она мечтала о любви. Но жизнь разочаровала ее, лишила грез и фантазий. Она дочь Венеции, города распутных мужчин и покорных женщин. Только став куртизанкой, можно пользоваться относительной свободой. Не мужчина, кто бы он ни был, а она сама будет распоряжаться собой.
