днями раньше. А тучный Бахус, шедший следом, был, конечно, никем иным, как Аретино. Чтобы определить это, Лауре не нужно было ждать, когда затрясется от смеха его знаменитое брюхо. С ними вошел в салон и некто третий, одетый в костюм великого бога войны.
— Да здравствует Марс! — прокричал кто-то.
Головы всех присутствующих обернулись в сторону незнакомца — человека могучего телосложения, в белой тунике и золотой маске, с крылатым шлемом на голове.
«Сансовино», — решила Лаура. Скульптор редко появлялся где-либо без сопровождения своих друзей, и союз этой троицы прославился настолько, что люди стали называть их триумвиратом.
И все же какое-то странное предчувствие охватило Лауру: она ведь изображала Венеру, любовником которой, согласно мифологии, был Марс.
— Опоздали! — пробормотал Сандро.
Из-под маски голос прозвучал глухо, но Страж Ночи сам настоял на таком маскарадном костюме, в котором его уж наверняка никто не узнает. Не хватало еще, чтобы по Венеции поползли слухи, будто он накануне Великого Поста развлекался в борделе!
— Не глупи! — сказал Аретино. — Гулянье только началось. Мы не опоздали.
Поэт вошел в зал и похлопал себя по животу.
— Ах, Венеция! Что может быть лучше, чем вечер в Доме Свидания? Разве что ночь с прекрасной женщиной где-нибудь на берегу залива.
Бросив на Пьетро сердитый взгляд, Сандро перешагнул через спящего викинга. Вид возлежащего на полу человека ничуть его не удивил. Во время карнавала в Венеции можно было увидеть и не такое! Даже продажу девственницы, например.
Взяв с подноса проходящего слуги кубок вина, он приподнял маску и выпил.
— Где же Лаура?
— Терпение, старина! — сказал Аретино. — Будь терпелив, и ты многого достигнешь, по крайней мере, своего не упустишь.
Сама мысль о том, что он пришел в бордель покупать женщину, вызывала у Сандро отвращение. Он и так уже запачкался и унизил себя появлением в карнавальную ночь в заведении мадонны дель Рубия. Этот поступок шел вразрез с его тщательно оберегаемыми понятиями о нравственности, устоявшимися за жизнь. Все же ему удалось убелить себя, что он намерен одержать верх на торгах только для того, чтобы сохранить добродетель девушки и, отсрочив момент ее падения, дать ей время осознать ошибочность своего выбора.
Не обращая внимания на призывный взгляд шлюхи, облаченной в наряд сирены, Сандро, молчаливый и скованный, ждал выхода Лауры. В белой тунике, позаимствованной у Тициана, он чувствовал себя нелепым, даже смешным. Широкий пояс охватывал талию, а длинный римский меч при ходьбе царапал пол. Зато никто, даже стражники, не узнали его. Кавалли настоятельно требовал, чтобы маскарадный костюм позволил ему остаться неузнанным, и Тициан добился этого с присущим ему мастерством художника.
Проходя мимо посетителей Дома Свиданий, Сандро мельком оглядывал их. Некоторых, ему казалось, он узнавал, однако не был уверен: венецианцы любят карнавальные наряды и маски, меняющие их внешность до неузнаваемости, так что нетрудно было и ошибиться, к тому же у него не было ни времени, ни желания играть в «загадай-отгадай».
В зал ввалилась толпа молодых людей, наряженных шутами, трубадурами и мифологическими героями.
Голову Зевса украшал шлем с молниями, он безостановочно пил. Рядом с ним стоял молодой, с неплохой фигурой человек в безвкусном наряде Приапа. Покрытые волчьими шкурами Ромул и Рем преследовали двух куртизанок.
«Интересно, — подумал Сандро, — а здесь ли его сын?» Вполне возможно, если учесть, что этот маскарад — самый яркий и скандально известный из всех маскарадов Венеции. Мысль обеспокоила его, ведь Лаура отвергла Марка-Антонио и тот мог, пожалуй, заявиться в Дом Свиданий, чтобы какой-нибудь злой насмешкой оскорбить девушку, когда станут продавать ее девственность. Купить же первую ночь Лауры он наверняка бы не смог — слишком уж высоки будут ставки.
Протрубили горны, танец закончился, и толпа устремилась к помосту с диваном в форме раковины, обитым золотистой парчой.
Через боковую дверь вошли четыре лакея. Роскошные ливреи явно противоречили их невысокому положению слуг. Однако Сандро едва заметил это, все его внимание было приковано к носилкам, расписанным золотыми листьями и увенчанным серебристым балдахином. Музыканты заиграли гимн, носильщики приблизились к помосту.
Их встретила мадонна дель Рубия. Заранее подготовленная речь содержала, как обычно, восхваления ее знаменитому Дому Свиданий, упоминалась в ней утонченность куртизанок, а также щедрость посетителей. Она объявила, что главное событие сегодняшнего вечера — представление девушки из монастыря, чьи чары, несомненно, скоро станут темой многих бессмертных сонетов.
— Дорогие друзья и покровители, — сказала она в заключении и, выдержав паузу, торжественно произнесла:
— Я представляю вам мадонну Лауру Банделло!
Один из лакеев откинул балдахин, окутывавший носилки, и по толпе пронеслись восторженные вздохи. Девушка, представшая жадным взглядам собравшихся, заставила мужчин застонать.
У Сандро тоже глаза чуть не вылезли из орбит. Такой Лауру он еще не видел никогда, даже в студии Тициана: сейчас на ней было прозрачное белое платье, заколотое на одном плече золотой застежкой, другое плечо, молочно-белое, обнаженное, светилось чудным блеском. Волосы цвета воронова крыла были собраны на затылке, их венчала украшенная драгоценностями корона. Бледные изящные руки унизывали браслеты.
«Так вот она кто! — понял Сандро. — Венера, богиня любви и красоты! Как я не догадался раньше? Это ее истинный облик!» Носилки унесли, а Лаура осталась стоять на помосте и стояла она как ни странно, совершенно неподвижно, хотя еще недавно ни за что бы не смогла вот так замереть. Неподвижность создала иллюзию того, что девушка обратилась в некую живую статую Венеры — чувственную богиню, представшую в мягком свете мерцающих свечей перед сходящими с ума от желания мужчинами.
Она откинулась на искусно выполненную створку раковины, и это ее движение, как и все последующие, сопровождались стонами охваченных восторгом зрителей. Прозрачные одежды прекрасно очерчивали формы: выпуклости груди, изгибы бедер, стройную линию ног. Из-под платья выглядывала изящная туфелька.
Оторвав, наконец, взгляд от тела желанной девственницы, Сандро вглядывался в ее лицо и удивлялся: на лице Лауры не было не было никакого выражения, но назвать его пустым или бесстрастным тоже казалось невозможным. Просто… она все принимала. Боже, о чем же она думала! Сандро, конечно, с уверенностью не мог сказать, что думает женщина, собираясь провести свою первую ночь любовных утех с незнакомцем, но Лаура, безусловно, ждала своей участи безропотно.
На ее лице он не заметил никакой косметики. Наверное, чтобы подчеркнуть чистоту девушки, мадонна дель Рубия запретила ей хотя бы подрумянить щеки. И верно: невинность — часть очарования Лауры, но в то же время в ней ощущалась, скорее, присущая не юности, а зрелости внутренняя сила, так привлекавшая Сандро.
Как не пытался он сдержать неистовые мысли, фантазии роились в голове. Сандро представлял, как его губы касаются этого молочно-белого обнаженного плеча, нежного, словно кожа ребенка. Он жадно следил за движущимися в ритме дыхания розовыми бутонами сосков, думал о темной, сладкой тайне уголка ее женственности, едва скрываемого прозрачной тканью.
Страж Ночи Венеции, всегда славившийся своей железной волей, понял вдруг, что не в силах сопротивляться чувству к этой женщине. Он осознал, испытывая горькое разочарование к себе, что так же восприимчив к волшебству Лауры, как и все остальные мужчины.
Кавалли коснулся кошелька, тяжело свисающего с пояса. Ради такого случая монеты были расписаны яркими красками. Теперь Сандро знал, что примет любое предложение и согласится на любую ставку, лишь бы выиграть торг.
И тогда уж он ей покажет!
