Отразившись напоследок от камня, солнце скрылось за вершинами гор.
Когда солнце село, Изабель пришла в отчаяние. Ее сердце упало, как падает камень в бездонный фьорд. Содрогаясь от рыданий, она опустилась на твердые камни. Дункан поднял ее.
– Нет, он жив, – сказала она, когда Дункан предложил ей присоединиться к другим женщинам. – Я еще подожду.
Дункан не стал спорить. Ему тоже хотелось надеяться, хотя с каждой минутой надежды оставалось все меньше и меньше.
– Подождем вместе. Я не слышал, чтобы кто-нибудь говорил о его смерти.
– Так много погибло. И лошади… – Голос ее дрожал.
Слухи с поля боя прибывали в течение всего дня, один мрачнее другого.
Дункан пнул ногой камень.
– Я должен был быть с ними!
– Нет. Ты должен скакать в Донан.
– Да, – сказал он и посмотрел на нее в упор. – И я обещал Дэлласу, что не оставлю тебя одну. И все же я должен был сражаться.
Она положила руку ему на плечо.
– Я не хотела сказать тебе ничего обидного. Если бы не я, ты был бы с ними. Неужели каждый раз я… – она насторожилась и затаила дыхание, услышав какой-то звук.
Дункан нахмурился.
– Что это? Иза…
– Тише! – она с силой сжала его локоть. – Слышишь?
Дункан прислушался. Какое-то время до него доносился только вой ветра. Потом послышалось позвякивание оружия. Слабый голос затянул песню. Она встретилась взглядом с глазами Дункана и увидела в них облегчение.
– Дэллас… – улыбнулась Изабель. Слова песни становились все слышнее.
Дункан засмеялся.
– Он поет одни непристойности. Ради бога, не слушай, Изабель.
Но она уже бежала на голос, Вскоре она увидела двух лошадей и троих воинов. Кровь и пыль покрывали их одежду. На одной лошади, спотыкающейся от усталости, сидел Брюс. На второй – Дэллас, который осторожно передал тело Джеймса Дугласа Дункану.
– Осторожно, – предупредил Дэллас, хрипя от изнеможения. – Он ранен.
– Пусть его перевяжут, – приказал Брюс. Он провел рукой по лицу, стирая кровь. Когда он заметил встревоженный взгляд Изабель, то улыбнулся:
– Это не моя. О, Пресвятая Мария, сегодня я видел столько крови, что хватило бы наполнить озеро Тай.
Его лицо болезненно передернулось. Брюс обернулся к Дэлласу:
– Нужно поторопиться. Женщины должны быть отосланы немедленно.
Для Изабель это не было неожиданностью, но все равно сердце ее упало. Она уже не слышала, как король отдает приказы оставить все, кроме оружия. И только когда он повторил какие-то слова, она сообразила, что король обращается к ней.
– Простите… – сказала она. Он улыбнулся, взмахнул рукой.
– Сейчас не до церемоний, леди Изабель. Я хотел спросить, поедете ли вы с женщинами моей семьи? Она глубоко вздохнула и взглянула на Дэлласа.
– Да, мой король. Таково желание моего мужа.
Дэллас издал странный звук. Дункан отрывисто рассмеялся. По губам Брюса тоже пробежала улыбка, словно он понял, в чем дело.
– Я оставлю вас, – сказал Брюс, разворачивая лошадь. – Я тоже пойду попрощаться с моей женой и сестрами. Я пришлю за вами, когда все будет готово.
Дункан и другие приближенные Брюса быстро соорудили носилки и положили на них изрыгающего проклятия Джеймса Дугласа. Небольшая группа последовала за королем. Дункан обернулся и, улыбнувшись, помахал на прощание Дэлласу и Изабель.
Когда Изабель вновь посмотрела на Дэлласа, он иронически поднял бровь.
– Часто ли я смогу лицезреть подобные примеры женской покорности, моя леди? Она улыбнулась:
– Возможно. Но лучше не заключать на это пари… Дэллас фыркнул:
– Я не такой уж дурак.
Изабель замолчала. По выражению его лица она догадывалась, что он чего-то не договаривает.
– Скажи, – спросила она, наконец. – Ты видел моих брата и отца?
– Да.
На его лице промелькнула тень облегчения.
Она вся напряглась.
– И?..
– Нет. Когда я видел их в последний раз, они сражались на перевале, – ответил он и добавил с горечью: – Сегодня у мясников было много работы.
Изабель ничего не возразила. Она видела массу раненых на носилках, старалась помочь тем, за кем некому было ухаживать. Это помогло ей пережить этот день. Хотя при виде каждого раненого она вздрагивала – а вдруг это Дэллас?
И вот теперь он здесь – усталый, угрюмый. И ей так хочется быть ему полезной!
– Пойдем со мной, мой лорд. У меня осталось немного еды и несколько шкур, на которые ты сможешь прилечь, пока я обработаю раны.
Лицо Дэлласа исказилось от боли.
– Старая рана еще болит, все остальные – царапины.
Она помогла ему снять доспехи, подавив возглас удивления, когда увидела следы ударов. Некоторые кольца кольчуги были разбиты.
У отца и брата Изабель были слуги, которые обычно выполняли эту работу. Сама она никогда не видела боевой наряд воина гак близко. Конечно, ей доводилось присутствовать на турнирах, где рыцари бились в полном вооружении. Но она обычно сидела далеко, в изящном кресле.
Каким глупым все это представляется сейчас, каким нереальным!
Завернувшись в плед, Дэллас устало опустился на шкуры. Горел небольшой костер, в маленьком горшочке разогревалась ароматная похлебка. Это было лучшее, что могла припасти Изабель – кусок мяса и сырые овощи.
В другом горшке она вскипятила воду, опустила туда какие-то травы. Дэллас рассеянно следил за ней, на лице его все еще сохранялось напряженное выражение. Он поел совсем немного, вскоре отставив миску в сторону.
Когда вода нагрелась, Изабель отлила немного в широкую посудину, погрузила туда мягкую чистую ветошь. Она встала на колени рядом с Дэлласом и начала осторожно смывать грязь с его лица. Вначале он вздрогнул, затем расслабился.
Волосы его были всклокочены, светлые пряди превратились в темные сгустки – этим она тоже займется, но чуть позже.
По ее просьбе Дэллас растянулся на шкурах, она поставила рядом дымящийся горшок с травами. Изабель провела тканью по его шее, широким плечам, немного помедлила, увидев свежие шрамы на плече, там, где кольчуга была порвана. Он не шевелился, лежал неподвижно, закрыв глаза. Только грудь его нервно вздымалась.
Изабель вновь смочила ветошь и провела по его груди, затем по животу.
Широкий кожаный пояс поддерживал плед, под которым не было ничего. Обнаженные ноги были испещрены царапинами. Сапоги лежали рядом. Она подвинулась ближе к ногам, затем снова помедлила.
Дэллас открыл один глаз. Уголок его рта лукаво изогнулся.
– Ты собираешься вымыть только половину меня, Изабель?