отовсюду, в том числе, и из Лондона.
Когда умирает местный высокий сановник, церковные колокола передают эту значительную весть из города в город. Регина услыхала колокольный звон с маленькой церквушки Аплайм – этот особенный, неторопливый скорбный звон, который оповещал о смерти кого-то из высокопоставленных лиц прихода. Она перестала помешивать суп и на мгновение замерла, молясь за упокой новопреставленной души. Вдруг ее осенила страшная мысль, что колокола могут звонить по Лионелу.
– О Господи, помоги, как мне это узнать, – прошептала она.
Регина никогда не доверяла телефону, поэтому села в свой маленький «Остен», который заменил ей пони и бричку, и в смятении направилась к дому викария. Про себя она думала, викарий наверняка знает, однако, не успела еще дойти до двери, как чутье подсказало ей, что Лионела больше нет. Она постучала в дверь, и викарий увидел маленькую, пухлую седовласую женщину, которая с тревогой смотрела на него.
– Кто-нибудь умер? – спросила она, с трудом удерживая дрожавшие руки.
– Да, дорогая моя. Лионел Кавендиш умер, упав с лошади. Вы его знали?
– Да, немного, – ответила она. – Спасибо. – Она отвернулась, и слезы ручьем хлынули по ее щекам. Весь обратный путь в машине она в голос рыдала.
Вернувшись в свой маленький домик, Регина вошла в крошечную гостиную, села у камина, глядя на языки пламени, и почувствовала, что его больше нет, что он никогда больше не подъедет к этому домику в своем новомодном автомобиле. Она больше не услышит скрип открываемой им калитки и не будет замирать у входа, ожидая, когда же он откроет калитку и войдет, а она бросится к нему и ощутит волну теплого мужского резковатого запаха, когда он заключит ее в свои исполинские объятия.
Ночь она провела, сидя в их огромном любимом Викторианском кресле. Этому креслу они доверяли свои тайны, опасения и порой занимались на нем любовью при свете камина. Она садилась к нему на колени и любила наблюдать за выражением его освещенного бликами огня лица в наивысший момент их страсти. Выражение всегда было примитивным и радостным, а его нежность в эти моменты – такой трогательной, что любовь была для нее самым драгоценным сокровищем. Память воскресила все золотые моменты их жизни вдвоем, и Регина просидела, улыбаясь сквозь светлые потоки слез, до рассвета. Затем прошла в спальню и на несколько часов забылась во сне.
Похороны получились напыщенными и формальными. Прежде чем забили крышку гроба, Беа вошла в комнату взглянуть на него в последний раз. Смерть придала его коже серовато-землистый оттенок, но он все еще хорошо выглядел. Вдруг она заметила внезапную вспышку от пламени свечи на его печатке, которую он всегда носил на мизинце. Это она приняла как знамение и приказ от него никогда не расставаться с колечком. Она приподняла руку покойного и сняла с пальца кольцо. Затем в последний раз поцеловала отца и надела его кольцо на свой безымянный палец.
Вошли гробовщики, и Беа присоединилась к Эмили, чтобы занять свои места в похоронной процессии. Эмили настоятельно упросила Беа сесть в главную траурную машину. Остальные члены семейства, рассевшись по другим автомобилям, всю дорогу бранились и ссорились. Процессия медленно направилась к Эксминстерской церкви, которая стояла в центре небольшого провинциального городка. В церкви было полным-полно народу, и вся панихида просто ошеломила женщин. Когда гроб внесли внутрь и поставили на подмости, Беа поразилась его огромным размерам. Каким же, поистине, великаном был ее отец. Она никак не могла смириться с торжественностью и неповторимостью этого момента, ей не верилось, что отец больше никогда не рассмеется своим густым раскатистым смехом, казалось, что он вот-вот поднимется из этого деревянного ящика.
В церкви было так много народу, что мало кто обратил внимание на маленькую унылую фигурку, забившуюся в самый дальний угол. Когда гроб на длинных веревках осторожно опускали в могилу, вырытую на кладбище возле церкви, никто не видел ту же маленькую фигурку, поодаль стоявшую, спрятавшись за памятник на другой могиле. Как только гроб засыпали землей и священник произнес несколько подобающих случаю скорбных слов, Эмили тихонько увела Беа прочь, и они направились к стоящим машинам, ожидавшим, чтобы увезти друзей и родственников покойного на традиционный поминальный обед.
Элизабет к тому времени была уже инвалидом и передвигалась на коляске. Двое ее детей, чуть постарше, чем Беа, уверенно встали на ноги: сын стал биржевым брокером, а Амелия удачно вышла замуж.
– Она теперь почтенная дама, – сказала Элизабет, обращаясь к Беа. Слегка усмехнувшись своим мыслям, она провела по волосам Беа.
– Боже мой, Беатрис, что бы случилось с тобой, если бы Лионел решился и отдал тебя мне, когда ты была еще младенцем? Теперь бы ты была уже замужем и имела бы кучу детей.
Беа в ответ улыбнулась тетушке.
– Что Бог ни делает – все к лучшему, тетя Элизабет. Отцу без меня было бы страшно одиноко, а в отношении брака, так я никогда не хотела бы себе такой участи. Я еще не встречала ни одной достойной друг друга четы. По характеру я не склонна подчиняться чьей-нибудь воле, тем более, власти, которой мужчина наделен в семье в качестве супруга. В настоящее время мы, женщины, обладаем огромной свободой, так как в военное время мы нужны обществу. Но как только вернутся мужчины, у женщин отберут все возможности работать и они снова будут вынуждены сидеть дома.
– Беатрис, ты же не веришь по-настоящему в эту очередную ерунду феминизма, – сказала Элизабет.
Другие гости нетерпеливо ожидали Беа, чтобы выразить свои соболезнования, поэтому она только улыбнулась и оставила Элизабет, чтобы поговорить об отце с другими людьми, которые знали его столько лет.
Многие из собравшихся осторожно интересовались тем, что Беа собирается теперь делать одна в этом громадном доме. Она еще совсем не задумывалась над этим вопросом. В тот вечер, глядя из окна его спальни, все еще хранившей множество вещей Лионела, Беа задумалась над тем, что пора бы ей позаботиться о своем будущем. Она открыла левую створку большого шкафа в Эдвардианском стиле и провела пальцами по висевшим в ряд отцовским костюмам. Большинство из них были из шерсти для повседневной носки, только несколько – для деловых поездок в Лондон. На полках в средней секции лежали рубашки и белье. У отца была страсть собирать носки. Беа улыбнулась, вспомнив, как каждое Рождество он непременно включал пару носков в список своих подарков. Его серебряные щетки для волос лежали на туалетном столике, а рядом стояла коробочка с коллекцией запонок. Она взяла щетку для волос и ощутила знакомый запах. Пройдет время, и Беа начнет даже клясться в том, что видела его мельком, когда он повернул за угол коридора или прошел в комнату. Но никогда она не видела всей его фигуры: то это была спина, то – затылок.
