мужчин.
Юлия родилась в большой семье, которая ютилась в обшарпанном доме в лондонском районе Хаммерсмит. Ее родители были выходцами из Польши, имущества у них было мало, но они были одержимы устроить жизнь для своих детей. Мать Юлии так никогда и не сумела по-настоящему привыкнуть на новом месте. Ее английский был настолько убогим и ломаным, что она с большим трудом нашла несколько дружески расположенных людей среди холодных и неприветливых соседей, наградивших ее семейство обидным словечком «иностранцы». Отец Юлии с того самого момента, как его нога ступила на английскую землю, решил для себя, что прошлого отныне не существует. Вот почему они поселились подальше от еврейского района. Их фамилия Марковиц была изменена на Грей, и они навсегда забыли дорогу в синагогу.
Он с легкостью воспринял перемену облика и стиля жизни. Это был темпераментный, заводившийся с пол-оборота мужчина, горевший желанием сколотить себе состояние. Однако это было суровым испытанием для его жены. Ей запрещалось разговаривать с детьми на иврите и зажигать свечи по субботам. Поэтому она все больше и больше отдалялась и замыкалась в себе. Каждые восемнадцать месяцев у нее рождался очередной ребенок до тех пор, пока не появилась на свет Юлия, седьмой ребенок в семье, после чего ее матка, словно в знак протеста, сильно ослабела, и ей сделали гистеректомию.
Вынужденная проводить все время дома при полном отсутствии друзей, она полностью подчинялась воле своего супруга, как того требовала религия, однако никто не мог напрочь лишить ее культурного права на матриархат. Одним словом, она была в доме тираном и грозой для своих детей. Ее муж вскоре встал на ноги и вложил небольшие сбережения в свое дело, открыв крошечную аптеку на Хаммерсмит Грав. Он был очень общительным человеком и любил своих клиентов. Скоро он завоевал доверие местных жителей, которые стали приходить к нему со своими недугами, а он помогал им поправить и укрепить здоровье.
– Здоровье – это все, что у вас есть. Если вы лишитесь здоровья, то вы лишитесь всего, – любил приговаривать он. Именно после таких слов он замертво упал в своем магазинчике.
– Сердечный приступ, – констатировал доктор, – слишком долго давал советы другим. – И доктор окинул суровым взглядом небольшую толпу собравшихся. В наступившей тишине можно было услышать, как пролетит муха. У многих защемило в груди от ощущения вины после этого замечания доктора. Аптека в тот вечер была переполнена посетителями.
Местный люд опечалился, так как привык доверять маленькому смышленому старичку с улыбчивым лицом. Они выразили свои соболезнования его жене. Она оставалась безучастной ко всему происходящему и упорно молчала, кивая головой в знак благодарности его постоянным клиентам, однако не приглашала их в дом, когда они заходили к ней.
Если говорить о Юлии, то в детстве она была совершенно лишена каких-либо проявлений чувств.
Мать после смерти отца напрочь исключила внешний мир из семейного бытия. Дети посещали местную школу, но у них была настолько незначительная разница в возрасте, что им было интересно вместе, кроме того, им не нужно было лишний раз повторять, что друзей приводить в дом нельзя. У Юлии были еще два брата, и старший из них, Макс, принял на себя обязанности отца семейства. Мать усадила его во главе стола, и его желание стало для нее законом. Вскоре он стал таким задирой, что остальные возненавидели и начали побаиваться его. Мать, полностью отрешенная от всего внешнего мира, все чаще и чаще обращалась к Максу за поддержкой и видела в нем предмет своего душевного спокойствия.
– Мой Макс, – говаривала она, – наступит день, когда он заявит о себе.
Ревностно оберегая своих чад, она по утрам провожала их в школу, после того как они безропотно поглощали обильный завтрак, затем до их возвращения хлопотала по дому. Лишенная возможности говорить на иврите, она изливала все свои воспоминания о доме в стряпне. Навязчивые преследования ее мужа настолько выхолостили ее разум в отношении их еврейского происхождения, что она была абсолютно уверена, если их застанут за соблюдением какого-то религиозного ритуала, то кто-нибудь когда-нибудь явится и силой выставит их из дома, и тогда они вновь станут изгоями.
Она баловала себя душистой сытной кашей, которая готовилась постоянно в дальнем уголке печи. Юлия и в самом деле запомнила запах этой каши на всю жизнь. Для нее детство было осязаемо нехваткой денег, ветхими коврами, детьми, сидевшими вокруг старого дубового стола и внимавшими внушениям матери о том, что ради того, чтобы чего-то добиться в жизни, нужно отказывать себе во всем. Для девочек она прочила фантастические свадьбы с благородными отпрысками известных английских семейств, а для мальчиков – будущие карьеры преуспевающих дельцов.
– На худой конец, дантиста или доктора, – произносила она в конце скучного и монотонного пространного наставления. Было всегда такое впечатление, будто бы она изо дня в день репетировала, как катехизис, чтобы он из слов превратился в реальность, похожую на кинофильм.
Единственной страстью в ее жизни было кино, и она передалась детям. Каждую неделю они отправлялись в местный кинотеатр и усаживались, занимая чуть ли не целый ряд: Макс садился рядом с матерью, а дальше все дети по возрасту до самой младшей, Юлии, которая оказывалась самой последней. Если на экране затягивался поцелуй, то мать обязана была воспринимать сцену как личное оскорбление, возмущалась и демонстративно покидала зал, увлекая за собой всех детей. Поскольку фильмы становились все более откровенными, им все реже и реже удавалось посмотреть картину целиком, и они едва могли ухватить и запомнить кое-какие отрывки. Чтобы хоть как-то найти выход из подобной ситуации, они наскребали скудные гроши из своих карманных денег и отправляли Юлию за половину цены посмотреть фильм целиком. Затем она возвращалась домой и рассказывала весь фильм до конца.
Такая практика обучила Юлию трем жизненно важным вещам. Во-первых, научила хитрить, во- вторых, – тому, что секс – это отвратительно и в-третьих, она поняла, что жизнь никогда не бывает столь же красива, как в кино. Для того, чтобы избежать всевидящего материнского ока, Юлия говорила ей, что посещает дневные игры по средам. А преподавателю говорила, что мать освобождает ее от игр, чтобы заниматься шитьем, а преподавателю по шитью объясняла, что ходит на игры, поэтому освобождена от шитья. Таким образом она днем имела возможность отправляться в кино.
Именно во время одной из захватывающих драм с убийством Юлия почувствовала, как кто-то взял ее за руку. В этот момент она была настолько поглощена переживаниями за героиню фильма, которой грозила смерть, что совершенно не обращала внимания на руку, завладевшую ее ладонью, пока не ощутила, что ее маленькая ручка крепко сжимает похожий по форме на сосиску предмет, находившийся между ног у сидевшего рядом с ней человека. Она осмотрелась по сторонам. Это был мужчина. Она в ужасе зажмурила глаза. Он тяжело дышал и бормотал что-то себе под нос. Стискивая ее руку своей, крепко прижимал к своим гениталиям, заставляя совершать движения вверх-вниз. Ей казалось, что его стоны и бормотание раздаются по всему залу, но еще один молниеносный взгляд вокруг убедил ее в том, что все сидевшие в ряду люди приклеены к экрану. Она не имела ни малейшего представления о том, что произойдет дальше. Просидят ли они так же и до конца фильма? Она украдкой бросила взгляд в его лицо. Мужчина сидел, закинув голову слегка назад. Полы его плаща прикрывали ее руку и его возбуждение. Рот был чуть искривлен, губы – плотно сжаты, лишь в самой середине оставалось крошечное отверстие, откуда вырывался булькающий слабый звук. Она заметила, что у него были громадные уши. Движения его руки
