– Господи! Зрелище, словно после взрыва бомбы, – сказала Анна, прошествовав через парадную дверь и осмотревшись. – Что с тобой, Рейчел? Ты что, начиталась журнала «Дом и сад»? Такое впечатление, будто здесь готовятся проводить смотр лучших архитектурных работ. Рейчел стыдливо рассмеялась.
– Знаю. Но это все Чарльз, его затеи. Ты же знаешь мои вкусы. Он принимает решения, а я только выполняю его приказы, хотя не представляю, как буду справляться с этим светло-голубым ковром от стены до стены, по которому будут топтаться дети и их друзья.
Анна уставилась не белоснежные стены. На все деревянные вещи было нанесено блестящее белое глянцевое покрытие. От этого комнаты становились светлее и просторнее.
– Ну и ну, конечно, в этом есть своя прелесть, но здесь абсолютно противопоказано открывать консервные банки с фасолью.
– Все равно я не умею их открывать. Чарльз взрывается и начинает читать мне лекции о детском питании, если я готовлю что-то из банок. Он начинает цитировать свою мамочку, которая, как ты успела уже заметить, никогда не имела даже консервного ножа. – Сейчас они были в кухне. – Но,– продолжала Рейчел, – должна признаться, когда его нет, я пирую и ем все, что хочу. Поэтому угощайся. Тушеная фасоль с поджаренным хлебом. Беда в том, что Доминик ябедничает.
– Этот мальчишка всегда был вредным крысенком. Тебе не следовало надолго оставлять его с бабушкой.
– Но у меня не было иного выхода. Я была уверена в том, что из меня вышла никудышная мать, а она такая безупречная во всем, поэтому мне казалось, лучше оставлять его у нее на каникулы, нежели он будет крутиться возле меня. Он же трудный ребенок, ты знаешь это прекрасно, Анна. Я даже не думаю, что он меня сильно любит. Но хватит утомлять тебя разговорами о детях. Мы с тобой сто лет не виделись. Что случилось с Алисой?
Анна плюхнулась в кресло.
– Не знаю. Она бросила меня из-за женщины по имени Лу. Она говорит, что я слишком деспотична, что не для того покинула мир мужчин-тиранов, чтобы оказаться в руках ревнивой женщины.
– Ты – ревнивица, Анна?
– Не думаю. Просто, согласно моим принципам, я уверена, люди должны оставаться верными в своих привязанностях. Суть не в том, что ей хотелось оставить меня, просто она добивалась права вступать в любовные связи со всеми, с кем пожелает. Она считала, что это ни в коем случае не отразится на нашей с ней симпатии. Так или иначе, но однажды во время вечеринки я, обнаружив ее в постели с хозяйкой, напала на нее. Она знала, что я найду ее, и самое ужасное, наслаждалась тем, что я поколотила ее. В тот вечер я поняла, дальше это продолжаться не может. Она всегда доводила меня. Я сама себе была противна из-за своего безволия, что всегда прощала ее и оставалась, ненавидела ее за то, что она вынуждала меня испытывать ненависть к самой себе. Стоило ей только взглянуть на другую женщину, как я сходила с ума от гнева.
– Ох, Анна, – Рейчел положила ладонь на руку своей подруги. – Дорогая Анна, это так на тебя непохоже. Ты же не жестокая по характеру. У тебя доброе сердце. Мне всегда казалось, что двум женщинам гораздо проще ужиться вместе, не имея проблем с мужчинами.
– Неужели ты и в самом деле веришь, что Чарльз у тебя безупречен во всех отношениях?
– Не уходи от темы разговора, Анна.
– Думаю, у тебя очень романтическое представление о том, что такое быть лесбиянкой, потому что ты жила со своими тетушками.
– Но они же не были лесбиянками, хотя, кто их знает.
– В том-то и суть, что они ими не были, Рейчел. Даже если они бы и хотели каких-то взаимоотношений друг с другом, то ни за что бы не допустили их. За период двух мировых войн тысячи женщин были обречены оставаться старыми девами и не получать сексуального удовлетворения. Кажется, моя мать никогда не имела ничего даже ни с одним мужчиной.
– Она когда-нибудь рассказывала тебе правду, кто ты есть, Анна?
Вид у Анны был жалкий. Ногти обгрызены до мяса. Короткие волосы, обычно аккуратно уложенные, выглядели неряшливо.
– Она говорила, что моя настоящая мать убирала конюшни, а конюх, мой отец, не захотел жениться на ней. Он, подлец, сбежал и бросил ее. Поэтому моя мать, которая пожалела бедняжку, взяла меня на воспитание. А до этого семь лет старшая уборщица в конюшне была исключительно добра ко мне. Ее звали Бриджит. Она и была моей матерью, которая воспитывала меня. Моя приемная мать всегда рассказывала истории обо мне, как я приехала из Найтсбриджа, только ради того, чтобы все выглядело пристойно. Очевидно, Бриджит встретила жокея-ирландца и уехала с ним в Ирландию. Они были родом, по-моему, из Мэйо.
– Тебе не хотелось бы снова с ней увидеться?
– Нет. Она не хотела бы, чтобы я испортила ее репутацию в ирландской католической общине. Все равно моя другая мать относилась ко мне с большой добротой, поэтому я чувствовала бы себя предательницей.
– А почему у тебя такая ненависть к мужчинам?
– Лично я не выношу мысли о главном мужском отличии. Это орудие так отвратительно: выступающие вены, багрово-красная плоть.
– А я и не знала, что ты сталкивалась с мужскими прелестями.
– Не сама. Мальчишки в конюшне забавлялись, когда я приезжала на каникулы.
– Неудивительно, что ты не любишь мужчин.
– Объясняю популярную психологию, Рейчел. Суть в том, что я не испытываю отрицательных эмоций к мужчинам как к личностям или политикам. Но не могу понять, почему они должны диктовать свою волю в финансовой, биологической или эмоциональной сферах моей жизни.
– Анна, твои рассуждения – копия твоих политических памфлетов. Что же ты собираешься делать, если
