³111
Цит. по: Манн Ю. В. Эволюция гоголевской фантастики. — В кн.: К истории русского романтизма. М.: Наука, 1973, с. 220.
³112
Скотт В. Собр. соч., т. 20, с. 606.
³113
Несколько сложнее обстоит дело с рассказом о необычайном, его связь с верой в познавательном ее аспекте гораздо теснее. Даже «профанный» рассказ о необычайном смог родиться в романах Уолпола и его последователей только благодаря опоре на возродившуюся смутную веру в сверхъестественное как в нечто возможное. Без этого роман Уолпола выглядел шуткой. Кстати, исследователь готического романа Д. П. Варма считает, что писатель относился к своей работе серьезно, он хотел создать страшный рассказ (Varma D. P. The Gothic Flame. Being a History of the Gothic Novel in England: Its Origins, Effloressence, Disintegration and Residuary Influences. L., 1957, p. 55), а это невозможно без опоры на живую, пусть и очень слабую, веру (или суеверие) читателей. Это в самой природе рассказа о необычайном, даже если он сочиняется автором как заведомо «профанный» и фантастический.
³114
Литературные манифесты западно-европейских романтиков, с. 53.
³115
Там же, с. 52.
³116
Там же, с. 51.
³117
Одоевский В. Ф. Повести и рассказы. М: ГИХЛ, 1959, с. 305.
³118
Достоевский Ф. М. Письма: В 4-х т. М.: Гослитиздат. Т. 4. 1959, с. 178.
³119
Разумеется, в эпоху романтизма сохранялся и тот путь, которым шел Г. Уолпол, у самого Гофмана рядом с «Песочным человеком», «Щелкунчиком» и другими новеллами-сказками стоит новелла «Майорат», в которой нет никакого параллелизма и которую В. Скотт, не питавший склонности к сверхъестественному, считал тем не менее лучшим произведением Гофмана. Это рассказ о необычайном в чистом виде.
³120
Манн Ю. В. Эволюция гоголевской фантастики, с. 229.
³121
Одоевский В. Ф. Русские ночи. Л.: Наука, 1975, с. 189.
³122
См: Todorov Т. introduction de la Litterature fantastique Paris, 1970.
³123
На родстве фантастики с детективом и приключенческим романом настаивает Л. Мошанская, автор интересной статьи «Мир приключений и литература» (Вопр. лит., 1982, № 9). Исследовательница даже считает научную фантастику (ее она называет «приключенческой» в отличие от «неприключенческой» иносказательной, символической фантастики) частью приключенческой литературы и говорит о «привнесении фантастики в приключение» (с 192). Нам этот процесс видится несколько более сложным, и здесь, очевидно, уместнее говорить о «выборе» фантастикой при ее новой исторической трансформации уже возникших или формирующихся в искусстве определенных художественных структур. Но некая общность, единство исторических судеб здесь, несомненно, имеется.
