только ради Джимми.
– Пожалуйста, – наконец ответил Зейн. – Гостеприимная хозяйка могла бы сказать: «Поскольку я доставила вам так много хлопот, не хотите ли выпить чашечку кофе?» Вижу, вы не любите соседей.
Внезапно Келли поняла, что ставший насмешливым блеск его глаз был свидетельством того, что Зейн заметил ее нервозность, и вспыхнула от раздражения. Он чувствовал, что она боится, и наслаждался этим, мужлан! Келли была ненавистна мысль о том, что она сама дает ему это преимущество, и она решила немедленно избавиться от страха.
– Садитесь, – неприветливо произнесла она. – Все, на что вы можете рассчитывать, – растворимый кофе. Другого у меня нет.
Он улыбнулся, и Келли опешила: улыбка оказалась удивительно искренней. Хотя почти все остальное в Зейне Келли не нравилось, она инстинктивно почувствовала открытость этой улыбки. Как странно, как парадоксально! Она уже сожалела о своем приглашении: этот человек доставлял слишком много беспокойства.
– Когда я познакомлюсь с женщиной, которая умеет варить настоящий кофе, то непременно женюсь на ней, – заметил Зейн. – Но, вижу, здесь мне ничего не угрожает, так что, пожалуй, сяду.
Подхватив стул, он перевернул его спинкой вперед и устроился, как ковбой в седле. Сложив руки на спинке стула, он наблюдал, как Келли неловко возится в крохотной кухне.
– Вероятно, я смогу вам кое-что объяснить, – произнес он, кивая в сторону рюкзака.
– Прекрасно, – резко отозвалась Келли. Бросив на него яростный взгляд, она включила чайник. Неужели он что-то замышляет? Сейчас, под золотистым светом лампы, она не так уж его опасалась, но ей было трудно что-нибудь понять: его настроение менялось с поразительной быстротой.
– Ваш дядя оставил вторую копию завещания у нотариуса; ее зовут миссис Фиб Кэррингтон, живет в Фейетвилле. Она поможет вам привести его дела в порядок. – Он слегка нахмурился, затем наклонился к собаке и потрепал ее по голове. Животное благодарно прижалось к его ногам. – Что касается остальных вещей Джимми, – продолжал он, не глядя на девушку, – они требуют некоторых разъяснений.
Келли привалилась к кухонному столу, скрестив руки, со старательно непроницаемым выражением лица. Под лампой выгоревшие пряди в волосах Зейна ярко блестели, тени под глазами, казалось, стали еще темнее, а сами глаза – еще непонятнее. Однако на волевом лице появилось доброе выражение, даже, пожалуй, мягкое. Вероятно, решила Келли, это просто игра света и тени.
Оставалось только радоваться тому, что Зейн уделил внимание восторженной собаке, хотя бы временно перестав следить за ней самой. Она наблюдала за ним, прикусив губу.
– Почему вы снова оказались тут? – осторожно спросила она. – Почему подкараулили меня? Появились неслышно и ждали, пока я не приплыву?
Не поднимая головы, он пожал плечами, уставившись в карие преданные глаза собаки.
– Не знаю, – беспечно произнес он. – Может быть, мне показалось, что вас не помешает напугать – совсем немного. Чтобы вы стали осторожнее.
– Это не оправдание, – сказала Келли, вновь убирая со лба пряди влажных волос.
Тут он перестал гладить собаку и поднял голову.
– Ребенок, который раз обжегся, впредь боится огня, – заметил он.
Хоть бы этот взгляд не пронзал ее насквозь, мысленно взмолилась Келли и оборонительным жестом вздернула подбородок.
– Я давно уже не ребенок, – произнесла она и тут же пожалела о собственных словах.
Он растянул губы в улыбке – одновременно мягкой и насмешливой.
– Это мне известно.
– О, прекратите! – раздраженно воскликнула Келли, проводя рукой по волосам. Она знала о собственной сексуальной непривлекательности, так что ему давно уже пора перестать разглядывать ее. С волос Келли капала вода, она была без макияжа, мешковатый халат скрадывал очертания тела, как медвежья шкура, а на ногах болтались резиновые шлепанцы.
В мгновенном приступе гнева Келли все поняла: он считает ее совершенно некрасивой, но знает, что своим вниманием заставляет ее нервничать. Он просто издевается над ней, дразнит, как будто она действительно ребенок.
Келли отвернулась и уставилась в окно, чтобы избежать назойливого взгляда. Озеро блестело под луной.
– Кроме того, – как ни в чем не бывало продолжал Зейн, – я уже объяснял вам: я пришел к вам с миром, принеся дары от усопшего родственника, а вы предпочли резвиться в воде, как дельфин перед публикой.
– А вы явились под покровом мрака, – с мелодраматической ноткой заявила Келли, – как вор в ночи. Пролезли во владения моего дяди и затаились.
Зейн приподнял бровь и с серьезным видом закивал.
– Я пролез, я затаился – мне нравятся эти выражения. Они придают мне некоторую весомость.
– Прекратите издеваться! – приказала она, не глядя на Зейна.
– Но почему? Это так приятно. Или вы слишком чувствительны к насмешкам?
– Потому что это некрасиво, – с напором заявила Келли. – Подсматривать за другими, не сообщая о своем присутствии, – некрасиво.
Краем глаза она взглянула на Зейна. Он улыбался так широко, что едва удерживался от хохота.
– Неужели я, – спросил он, – за краткое время нашего знакомства выражал желание вести себя «красиво»? Что за затертое, невыразительное слово!
Она с негодованием повернулась к нему:
– По-моему, вам нравится издеваться над людьми.
Зейн ответил ей самой злорадной усмешкой, и Келли удивилась, как она могла вообразить себе доброе выражение на его лице.
– Вот именно. Но только для того, чтобы сделать их счастливыми. В мире слишком мало счастья. Я прилагаю все усилия, чтобы его стало побольше.
Чайник засвистел, и Келли сняла его с плиты. Раздраженно покачивая головой, налила кипяток в две разномастные чашки. Невозможный человек! Собственное самодовольство считает настоящим искусством! Как же терпел его Джимми, как решался доверять ему?
Келли перенесла кружки на стол и поставила их с отчетливым стуком. Придвинув второй стул, села как можно дальше от Зейна.
– Что же еще в этом драгоценном рюкзаке? – саркастически спросила она. – Кроме коллекции камней? Уж не положили ли вы туда каких-нибудь крыс и пауков, лишь бы дать мне возможность испытать целительный шок?
– Вы ничего не понимаете, – произнес Зейн, подавив нетерпеливый вздох. – Вы даже не пытаетесь понять. У вас потрясающие ноги, но ослиные мозги. – Он полез в один из многочисленных карманов рюкзака и извлек заклеенный конверт. – Это завещание. Вероятно, вы захотите прочесть его в одиночестве.
– Спасибо, – произнесла девушка, бросая на собеседника косой взгляд и принимая конверт. – Уверена, содержание его вам уже известно. Джимми не слишком хорошо умел хранить секреты.
– Знаю, – охотно подтвердил Зейн. – Но вам не стоит недооценивать своего дядю. Некоторые секреты ему все же удалось сохранить.
– Неужели? – удивилась Келли и вскрыла конверт. Она хотела только убедиться, что все имущество передается ее матери, как и положено. Она надеялась, что Джимми не наделал глупостей – например, не оставил половину своего имущества этому самодовольному мужчине, который называет себя его другом.
Она бегло просмотрела завещание, стараясь пропускать юридические выражения, делающие непонятной его суть. Закончив чтение, Келли приоткрыла от удивления рот и нахмурилась.
– Я считала, что он оставит все маме, но он поступил иначе: завещал часть имущества мне. Ему не следовало этого делать. Мама – его ближайшая родственница. Все должно отойти к ней, а он сделал меня душеприказчицей…
– Такова его воля, – заметил Зейн. – По-видимому, он хотел обеспечить и вас. Вероятно, надеялся, что вы будете достойной душеприказчицей – менее эмоциональной, даже, пожалуй, вообще лишенной всяческих
