Булгаков Михаил
Мастер и Маргарита (переписанные главы)
Михаил Булгаков
Мастер и Маргарита (переписанные главы)
Главы романа, дописанные и переписанные в 1934-1936 годах
30/Х.34.
Дописать раньше, чем умереть!
ОШИБКА ПРОФЕССОРА СТРАВИНСКОГО
В то время как раз, как вели Никанора Ивановича, Иван Бездомный после долгого сна открыл глаза и некоторое время соображал, как он попал в эту необыкновенную комнату с чистейшими белыми стенами, с удивительным ночным столиком, сделанным из какого-то неизвестного светлого металла, и с величественной белой шторой во всю стену.
Иван тряхнул головой, убедился в том, что она не болит, очень отчетливо припомнил страшную смерть Берлиоза, но она не вызвала уже прежнего потрясения. Иван огляделся, увидел в столике кнопку, и вовсе не потому, что в чем-нибудь нуждался, а по своей привычке без надобности трогать предметы позвонил.
Тотчас же перед Иваном предстала толстая женщина в белом халате, нажала кнопку в стене, и штора ушла вверх. Комната сразу посветлела, и за легкой решеткой, отгораживающей окно, увидел Иван чахлый подмосковный бор, понял, что находится за городом.
- Пожалуйте ванну брать, - пригласила женщина, и, словно по волшебству, стена ушла в сторону, и блеснули краны, и взревела где-то вода.
Через минуту Иван был гол. Так как Иван придерживался мысли, что мужчине стыдно купаться при женщине, то он ежился и закрывался руками. Женщина заметила это и сделала вид, что не смотрит на поэта.
Теплая вода понравилась поэту, который вообще в прежней своей жизни не мылся почти никогда, и он не удержался, чтобы не заметить с иронией:
- Ишь ты! Как в 'Национале'!
Толстая женщина на это горделиво ответила:
- Ну, нет, гораздо лучше. За границей нет такой лечебницы. Интуристы каждый день приезжают осматривать.
Иван глянул на нее исподлобья и ответил:
- До чего вы все интуристов любите. А среди них разные попадаются.
Действительно было лучше, чем в 'Национале', и, когда Ивана после завтрака вели по коридору на осмотр, бедный поэт убедился в том, до чего чист, беззвучен этот коридор.
Одна встреча произошла случайно. Из белых дверей вывели маленькую женщину в белом халатике. Увидев Ивана, она взволновалась, вынула из кармана халатика игрушечный пистолет, навела его на Ивана и вскричала:
- Сознавайся, белобандит!
Иван нахмурился, засопел, а женщина выстрелила губами 'Паф!', после чего к ней подбежали и увели ее куда-то за двери.
Иван обиделся.
- На каком основании она назвала меня белобандитом?
Но женщина успокоила Ивана.
- Стоит ли обращать внимание. Она больная. Со всеми так разговаривает. Пожалуйте в кабинет.
В кабинете Иван долго размышлял, как ему поступить. Было три пути. Первый: кинуться на все блестящие инструменты и какие-то откидные стулья и все это поломать. Второй: сейчас же все про Понтия Пилата и ужасного убийцу рассказать и добиться освобождения. Но Иван был человеком с хитрецой и вдруг сообразил, что, пожалуй, скандалом толку не добьешься. Относительно рассказа тоже как-то не было уверенности, что поймут такие тонкие вещи как Понтий Пилат в комбинации с постным маслом таинственным убийством и прочим.
Поэтому Иван избрал третий путь - замкнуться в гордом молчании.
Это ему выполнить не удалось, так как пришлось отвечать на ряд неприятнейших вопросов, вроде такого, например, что не болел ли Иван сифилисом. Иван ответил мрачно 'нет' и далее отвечал 'да' и 'нет', подвергся осмотру и какому-то впрыскиванию и решил дожидаться кого-нибудь главного.
Главного он дождался после завтрака в своей комнате. Иван выпил чаю, без аппетита съел два яйца всмятку.
После этого дверь в его комнату открылась и вошло очень много народу в белых балахонах. Впереди шел, как предводитель, бритый, как актер, человек лет сорока с лишним, с приятными темными глазами и вежливыми манерами.
- Доктор Стравинский, - приветливо сказал бритый, усаживаясь в креслице с колесиками у постели Ивана.
- Вот, профессор, - негромко сказал один из мужчин в белом и подал Иванушкин лист. 'Кругом успели исписать', - подумал Иван хмуро.
Тут Стравинский перекинулся несколькими загадочными словами со своими помощниками, причем слух Ивана, не знавшего никакого языка, кроме родного, поразило одно слово, и это слово было 'фурибунда'. Иван изменился в лице, что-то стукнуло ему в голову и вспомнились вдруг закат на Патриарших и беспокойные вороны.
Стравинский, сколько можно было понять, поставил себе за правило соглашаться со всем, что ему говорили, и все одобрять. По крайней мере, что бы ему ни говорили, он на все со светлым выражением лица отвечал: 'Славно! Славно!'
Когда ординаторы перестали бормотать, Стравинский обратился к Ивану:
- Вы - поэт?
- Поэт, - мрачно ответил Иван и вдруг почувствовал необыкновенное отвращение к поэзии и самые стихи свои, которые еще недавно ему очень нравились, вспомнил с неудовольствием. В свою очередь, он спросил Стравинского:
- Вы - профессор?
Стравинский вежливо наклонил голову.
- Вы здесь главный?
Стравинский и на это поклонился, а ординаторы улыбнулись.
- Мне с вами нужно поговорить.
- Я к вашим услугам, - сказал Стравинский.
- Вот что, - заговорил Иван, потирая лоб, - вчера вечером на Патриарших Прудах я встретился с неким таинственным гражданином, который заранее знал о смерти Миши Берлиоза и лично видел Понтия Пилата.
- Пилат... Пилат... это тот, который жил при Христе? - прищурившись на Ивана, спросил Стравинский.
- Тот самый, - подтвердил Иван.
- А кто это Миша Берлиоз? - спросил Стравинский.
- Берлиоза не знаете? - неодобрительно сказал Иван.
Стравинский улыбнулся виновато и сказал:
- Фамилию композитора Берлиоза я слышал...
Это сообщение сбило Ивана с толку, потому что он про композитора Берлиоза не слыхал...
Опять он потер лоб.
- Композитор Берлиоз, - заговорил Иван, - однофамилец Миши Берлиоза. Миша Берлиоз - известнейший редактор и секретарь Миолита, - сурово оказал Иван.
- Ага, - сказал Стравинский. - Итак, вы говорите, он умер, этот Миша?
- Вчера он попал под трамвай, - веско ответил Иван, - причем этот самый загадочный субъект...
- Знакомый Понтия Пилата? - спросил Стравинский, очевидно, отличавшийся большою понятливостью.
