Увольнение на сутки. Рассказы

Павел Александрович был согласен.

В прихожей, когда он пошел ее провожать, Альбина Петровна вдруг сказала ему тихо:

—

Павел Александрович, мне бы хотелось с вами сегодня поговорить. Полчасика. Можно, я забегу часов в девять? — Она смотрела на Зуева своими блескучими глазами и улыбалась искательно.

—

Приходите, — сказал он, смущаясь от ее взгляда.

До позднего вечера Зуев разгуливал по опустошенным

набегами покупателей комнатам: «Ведь и посадить-то ее некуда».

Всюду грудами лежали еще не упакованные книги, под ногами шелестели какие-то бумаги, листочки с записями. В углу гостиной высилась груда одежды. Чего здесь только не было! И все то, без чего не могут обойтись люди, живущие в городе. И еще многое другое, без чего они вполне могли бы обходиться, но считают все-таки необходимым приобретать. Одни — чтобы как-то выделяться среди других, вторые — чтобы вложить деньги. На всякий случай. А третьи — ради получения дополнительных удобств и просто по привычке иметь красивые вещи.

Больше всего нравилась Зуеву шуба. Мягкие, блестящие завитки каракуля образовывали такой красивый узор, что трудно было отвести глаза. «Была бы жена, ей бы подарил. А так тетке Нюре отдам, — решил он. — Пусть на старости лет поносит».

Звонок в дверь отвлек Павла Александровича от приятных раздумий по поводу раздаривания ненужных ему вещей.

Он глянул в глазок, но ничего не увидел и, помня наказ Ольги Власьевны, спросил:

—

Кто там?

—

Я, я, Павел Александрович, — ответил женский голос, и он узнал Альбину Петровну.

Она влетела в прихожую шумная, почему-то запыхавшаяся, словно и не ехала на лифте, а шла пешком.

—

Столько дела на сегодняшний вечер, и все пришлось отложить, — кокетливо сказала она, легкими, резкими движениями руки поправляя перед зеркалом пышную прическу.

«Вот еще про зеркало забыл, — с досадой подумал Зуев, разглядывая огромное зеркало в красивой металлической оправе, привинченное к стене прихожей. За суматохой последних дней он как-то и не обратил на него внимания. — Может, этой вертихвостке предложить?»

—

Ну что же вы, Па-а-вел Александрович, не приглашаете меня в комнату?

—

Заходите, — отвлекся он от своих деловых мыслей.

Альбина Петровна вошла в гостиную, остановилась

посередине, как раз под тусклой лампочкой, висевшей теперь вместо хрустальной люстры, и огляделась.

—

У вас тут еще столько барахла, хоть снова торговлю открывай, — улыбнулась она, приглядываясь к куче платьев, сложенной в углу. Сверху лежала так приглянувшаяся Зуеву шубка из каракуля.

Альбина Петровна подошла, провела рукой по меху.

—

Анина шубка. Лет десять назад она ее купила… Не продадите?

—

Не, не, — мотнул головой Павел Александрович. — Я уже ее тетке своей наметил.

—

Тетке? А сколько лет вашей тетке?

—

А уж и не помню. — Он наморщил лоб. — Кажись, в прошлом году семьдесят пять справляли. Или нет. В позапрошлом.

—

Да куда же вашей тетке такая шубка? По деревне ходить?

—

А что?! — осваиваясь с присутствием красивой женщины, задорно ответил Зуев. — Думаете, только вам, городским дурехам, форсить?

—

Ай да Павел Александрович! Да она, наверное, толстая, ваша тетка Нюра? Ей и не налезет шубка. А я вам тысячу рублей за нее дам.

—

Нет. Сказал — тетке! — Он оглядел цепким взглядом Альбину Петровну. — Тетка Нюра вроде вас, фигуристая.

—

Ну, спасибо, Павел Александрович. Вы, оказывается, комплиментщик! Что же сесть не предложите? И, может, выпить у вас что найдется? Днем я у вас целую батарею бутылок видела. Да все красивые. Ну где же они?

—

В спаленке. — Он показал на дверь. — Только сесть- то и некуда. Одна кровать осталась.

Она снова расхохоталась.

—

Это что же, намек?

В спальне Альбина Петровна тоже огляделась внимательно, потрогала красивую бронзовую ручку на двери.

—

Обойчики тут ничего были. Финские. Еще и выгореть не успели. — Потом она подошла к подоконнику, на котором Зуев составил все бутылки из бара и еще те, что нашел за книгами.

Потом они пили какую-то пахучую жидкость, и Павел Александрович все время чувствовал на себе ее пристальный, изучающий взгляд.

—

Павел Александрович, вы, конечно, думаете: чего эта дура к вам напросилась? Чего ей надо? Да правда, правда! Мне и самой неудобно. Ну продайте мне эту шубу. Анину. Каракулевую. Что вы ее в деревню повезете?

Зуев молчал, словно не слыша ее просьбы. Альбина Петровна вздохнула.

—

Чего вы молчите? Кому-нибудь другому обещали? — спросила она.

—

Да нет, я и правда тетке решил. Она же и Васина тетка. Тетка Нюра. Пускай память ей будет.

Альбина Петровна выпила до дна и, наклонившись, поставила стакан прямо на пол.

—

Ладно, это я так, с шубой. Увидела — захотелось. Какая баба устоит?

За окном шумел вечерний город, двигалась толпа. Сюда, на четвертый этаж, доносился сдержанный гул голосов и шаркающих по асфальту ног, нарастающий вой отходящих от остановки троллейбусов. Зажглись тусклые пока еще огни рекламы, где-то далеко осыпались брызги электросварки. В пыльном, давно не мытом оконном стекле Зуев видел свое отражение — широкоплечего человека в белой рубашке с взлохмаченной головой.

—

Павел Александрович! — лениво позвала Альбина Петровна. — Чего вы там увидели?

Он обернулся. Альбина Петровна тянула к нему руку…

…«Ну и дела! — думал Зуев. — Ну и дела! И чего это ее разобрало? С виски с этой? Или подластиться захотела?»

—

Мне домой пора, а уходить не хочется, — вдруг сказала Альбина Петровна. — Она потянулась, подошла к окну. Рекламные всполохи бежали по ее телу.

—

Ох и хороша ты! — невольно вырвалось у Зуева.

—

Правда? — тихо засмеялась она, обернулась к нему. — Чего ж ты, как твой Василий, в люди не выбрался?

—

Кому как выпадет, — серьезно ответил Зуев. — Когда война началась, Васька в Питере у тетки гостил. Мы под немца попали, а брат с теткой в эвакуацию. Там и учился. А мы с матерью думали — с голоду помер. В сорок четвертом я в армию пошел. Не до жиру… Вот и получилась в нашей