посмотрел на меня, вопросительно подняв брови.
— Прежде он никогда не оставался здесь так надолго, — сказал он. — Что его задерживает?
Я ответила ему прямым взглядом. С Уиллом я не собиралась играть в молчанку.
— Он любит меня, — объяснила я ему.
— А какого мнения на этот счет его мать? — поинтересовался он.
— Его мать тоже любит меня, — слегка улыбнулась я. Он увидел мою улыбку и нахмурился.
— А это то, что вам нужно? Вы уверены в этом?
Я усмехнулась Уиллу, было забавно видеть его таким взволнованным.
— Я не собираюсь выходить замуж, — объяснила я. — Это не для меня. Я не рождена для этого.
ГЛАВА 26
В остальные дни лета я видела Уилла Тайка уже реже. Он сдержал свое обещание, данное Джеймсу, и учил меня всему, что надо знать при управлении поместьем, но таких прогулок, как было в последний раз, когда он то поддразнивал меня, то жалел, когда мы сначала поссорились, а потом опять стали лучшими друзьями, — таких прогулок больше не было.
Остальные наши встречи больше походили на работу. Мы приезжали на сенокос, он знакомил меня с косарями или с пастухом, а потом уезжал, торопясь по другим, более важным делам. Мне казалось, что люди по-иному стали смотреть на меня. Они больше не улыбались лукаво, видя нас вместе. Они словно поняли, что наша дружба кончилась, и стали в свою очередь относиться ко мне скорее по-деловому, чем по-дружески. Конечно, они все так же рассказывали мне о том, чем заняты или чем собираются заниматься, но больше не улыбались мне и не махали вслед, когда я проезжала мимо. Когда я приезжала на сенокос и оставалась поглядеть, как мелькают на солнце блестящие косы, как зеленой, сладко пахнущей волной ложится трава, я слышала приветливое «добрый день», обращенное преимущественно к Уиллу.
Я понимала, что произошло, и ни в коем случае не винила в этом Уилла. Разумеется, он не разболтал всей деревне о нашей размолвке. Просто они видели, что я много времени провожу с Хаверингами и учусь быть настоящей леди. Они поняли, что во время прогулок с Уиллом я изучаю поместье, чтобы обратить свои знания против них, когда придет время взять все в свои руки. И еще они поняли, что хотя я вернулась в свой дом, но в моем сердце живут ожесточение и безнадежность. И поэтому они не хотели тратить на меня ни слов, ни любви. Они знали, что я не принадлежу и не хочу принадлежать этой земле. Я хотела только владеть ею, а в любви я не нуждалась.
С каждым днем Уилл становился все более похожим на клерка или бейлифа. Он перестал называть меня Сарой и обращаться ко мне первым. Когда он в первый раз назвал меня «мисс Лейси», я почувствовала, как далеки мы стали друг от друга. Конечно, я могла бы попытаться вернуть наши отношения, восстановить то доверие, которое возникло между нами. Но… Но будь я проклята, если бы заставила себя это сделать. Когда он уезжал от меня и я видела его напряженную спину и гордо поднятую голову, мне хотелось выругаться и швырнуть в него камнем за то, что он такой упрямый дурак. Но я училась быть настоящей леди, а настоящая леди никогда не ругается и не швыряется камнями.
Я сказала себе, что Уилл глуп и заносчив, и решила игнорировать его. Поэтому я не стала предпринимать никаких шагов к примирению и начала вести себя высокомерно и заносчиво, так же как и он. В эти сказочные летние дни птицы высокими голосами распевали в вышине свои счастливые песни, а в прелестных вечерних сумерках кружились и ныряли ласточки. Когда я сидела на вершине одного из холмов и Кей мирно пощипывал траву у моих ног, я понимала, как мне не хватает друзей, нет, не Данди, а Джеймса Фортескью, которого я отослала прочь, Уилла, которого я держала на расстоянии, и всех этих людей из Экра, которые приняли меня с улыбками и приветливыми лицами, но вскоре поняли, что я не собираюсь оставаться с ними. Я отдавала себе отчет в том, что причиной их отчужденности была я сама, но я настолько привыкла к одиночеству, что и не думала садиться на лошадь и скакать в деревню к Уиллу, чтобы объясниться. Вместо этого я усаживалась поудобнее, обхватывала руками колени и, держа в зубах травинку, следила за падающим в море солнцем и прятала глубже и глубже свою боль.
В отсутствие Уилла я каталась верхом с Пери, часто леди Кларенс приглашала меня на прогулку. А иногда она приказывала своему бейлифу Бриггсу свозить меня на их поля. Это был суровый человек с безжалостным лицом, и я не любила его. Но нельзя было не оценить его способности предсказать урожай, когда из земли выглядывали росточки не больше дюйма, или не более чем за минуту подсчитать в уме величину ренты.
Уилл не преувеличивал, говоря о нужде, что царила на земле Хаверингов. Я видела ее на каждом шагу. Деревня более походила на табор. Домишки готовы были упасть, и с подветренной стороны их съехавшие крыши почти касались земли. Ветер носил вдоль улицы тучи мусора, а вонь стояла такая, что буквально заставляла сжиматься желудок. Люди работали от зари до зари за самое низкое жалованье, которое только могла назначить леди Кларенс. Все чаще и чаще работу выполняли нищие, которых привозили ежедневно из работного дома в Мидхерсте. «Мы оказываем услугу этим людям, спасая их от лени», — объяснил мне Бриггс, улыбаясь.
Леди Кларенс, видимо, намеревалась совсем очистить деревню от людей. Ее раздражали грязь и те постоянные жалобы, которые, несмотря на старания Бриггса, все же иногда достигали ее ушей. Несчастные крестьяне, живя в нищете и скверне, верили, что если б хозяйка поместья узнала об их страданиях, она бы пожалела их и что-нибудь сделала.
— Однажды я все-таки вызову солдат и сотру эту деревню с лица земли, — мрачно говорила леди Кларенс. — Они живут как свиньи и, должно быть, совсем лишены чувства стыда.
Я промолчала. Гневные обвинения Уилла все еще эхом звучали у меня в голове: «Вы оставляете их в невежестве, а потом жалуетесь, что они ничего не знают». Поэтому я принимала отсутствующий вид, когда леди Кларенс говорила, что она прикажет снести деревню.
К тому же я считала, что она просто пугает людей тем, на что в действительности никогда не решится. Но однажды утром, когда я, одетая в амазонку, спустилась в гостиную, застегивая на ходу перчатки, она кинула на меня безмятежный взгляд и предупредила:
— Вам не следует проезжать мимо нашей деревни, Сара, как раз сегодня ее сносят.
— В самом деле? — не поверила я своим ушам.
Леди Кларенс мрачно кивнула.
— Я устала от них. От их вечных жалоб, нужды, грязи и болезней. К тому же v них началась эпидемия тифа. Я не потерплю на своей земле такого.
— Что же они станут делать? — спросила я.
Она равнодушно пожала плечами.
— Отправятся в работный дом, я полагаю. Те, кто раньше жил в других приходах, вернутся, должно быть, туда. Если, конечно, наскребут денег. Во всяком случае, меня это не заботит.
Я заколебалась. Такая откровенная безжалостность не была для меня новостью. Мой отчим, не питавший ко мне теплых чувств, продал меня человеку, заботившемуся обо мне, только когда я приносила ему деньги. Поэтому я не видела причин, по которым судьба дюжины бедняков должна меня волновать. Но где-то в глубине души я была несколько обеспокоена. Я не могла спокойно себя чувствовать, сидя здесь, в нарядной гостиной, в обществе элегантной и сияющей леди Кларенс, когда в каких-то трех милях от меня люди молили безжалостного бейлифа не прогонять их. Я знала, что их просьбы напрасны и они останутся без крова над головой. Меня только озадачивало, как поступят с детьми. Неужели их разлучат с родителями? А как будут жить теперь супруги? Тоже раздельно?
— Я поскачу к Вайдекру другим путем, — поспешно сказала я.
Леди Кларенс подняла руки и слегка взбила волосы на висках.
— Конечно, моя дорогая, — ответила она. — И если вы встретите кого-нибудь из них, не подходите слишком близко. Они могут быть заразны или же дурно настроены. Хотя это довольно странно: я ведь предупреждала их, вы знаете. И Бриггс сказал им еще вчера.
Я кивнула, думая при этом, что одного дня маловато, чтобы собраться, если человек здесь прожил всю
