это большой недостаток, учитывая род моих занятий.
— Не глупи. Я же не боюсь.
— Ты — это не я.
— Знаешь что… Я положу в хлеб побольше гравия.
— Ах, госпожа Ягг, ты просто искусительница…
— И захвати факелы.
В пещерах было сухо и тепло. Казанунда семенил за нянюшкой, стараясь не выходить из круга света.
— А ты уже бывала здесь?
— Нет, но я знаю дорогу.
Однако вскоре Казанунда вполне освоился. В пещере лучше, чем в шкафу. Во-первых, под ноги не попадаются все время чужие башмаки, а во-вторых, не слишком велика вероятность того, что вдруг появится размахивающий мечом муж.
На самом деле он даже почувствовал себя счастливым.
В голове его непроизвольно начали возникать слова, которые, вероятно, хранились в каком-нибудь заднем кармане генов:
— Хай-хо, хай-хо…
Нянюшка Ягг усмехнулась под нос.
Тоннель привел в подземную пещеру. Факел высвечивал намеки на находящиеся где-то далеко стены.
— Здесь? — спросил Казанунда, сжимая в руках лом.
— Нет, это какое-то другое место. Мы… нам о нем известно. Это поистине мифическое место.
— То есть не настоящее?
— Почему? Настоящее. И в то же время мифическое.
Факел ярко вспыхнул. Сотни плит, густо покрытых пылью, были разложены на полу пещеры, а в самом центре каменной спирали на канате, уходившем в темноту потолка, висел огромный колокол. Под колоколом лежала стопка серебряных монет, рядом — стопка золотых.
— Только не трогай деньги, — предупредила нянюшка. — Смотри, хороший фокус, мне о нем отец рассказывал.
Она вытянула руку и легонько тронула колокол. Раздался мелодичный звон.
Пыль посыпалась с лежавшей рядом плиты. То, что Казанунда считал изваянием, вдруг, заскрипев, село. Это был вооруженный воин. Если он смог сесть, значит, определенно был живым, но воин выглядел так, словно перешел из жизни в состояние окоченения, минуя фазу смерти.
Он обратил взгляд глубоко посаженных глаз на нянюшку Ягг.
— Что, неужто настала наконец година проклятая?
— Нет, еще нет.
— Тогда доколе вы, смерды, трезвонить будете да добрых молодцев будить? И двухсот годков не минуло, глаза едва-едва сомкнул, так нет, какому-нибудь псу смердящему обязательно в колокол позвонить надо. Уйди, старуха, не мешай спать.
Воин лег.
— Это какой-то древний король и его воины, — прошептала нянюшка, уводя Казанунду прочь. — Спят волшебным сном, во всяком случае так мне рассказывали. Один волшебник давным-давно заколдовал их. А проснуться они должны для решающей битвы, когда волк съест солнце.
— Эти волшебники, они совсем чокнутые. Одни боги знают, что они там курят, — покачал головой Казанунда.
— Ну да. Здесь направо. Всегда поворачивай направо.
— Мы что, по кругу ходим?
— По спирали. Сейчас мы точно под Верзилой.
— Этого быть не может, — усомнился Казанунда. — Мы спустились в дыру под Верзилой и… Погоди, погоди… Ты имеешь в виду, что мы находимся в том месте, с которого начали, только оно стало другим?
— Вижу, до тебя начинает доходить.
И они пошли дальше по спирали.
Которая наконец привела их к своего рода двери.
Воздух здесь был горячим. Боковые проходы излучали красное свечение.
У каменной стены стояли два массивных камня, на них был положен еще один. Звериные шкуры закрывали устроенный таким образом портал, а из-за них вырывались клубы пара.
— Их установили одновременно с Плясунами, — объяснила нянюшка. — Только отверстие здесь вертикальное, поэтому и понадобилось только три камня. Так, лом можешь оставить здесь. И сними башмаки, если в них есть гвозди.
— Эти сапоги были сшиты лучшим сапожником Анк-Морпорка, — гордо заявил Казанунда. — И когда- нибудь я обязательно заплачу ему.
Нянюшка отодвинула шкуры.
Клубы пара окутали гнома и ведьму.
Внутри была темнота, густая, горячая, как патока — и вонючая, как старая, мокрая лисья шкура. Шагая за нянюшкой след в след, Казанунда видел в вонючем воздухе незримые фигуры, слышал тишину, которая возникает обычно, когда какой-то разговор внезапно прерывается. Однажды он вроде разглядел большую миску с раскаленными докрасна камнями, но потом призрачная рука опрокинула на них черпак, и все скрылось за клубами пара.
«Не может это быть Верзила, — сказал себе Казанунда. — Он ведь сплошь из земли, а это — шатер из шкур».
Либо одно, либо другое — но вместе?…
Он почувствовал, что с него градом льет пот.
Пар немного рассеялся, и показался свет двух факелов — не более чем красные пятна в темноте. Но и его было достаточно, чтобы осветить огромную фигуру, лежащую рядом с очередной миской с раскаленными камнями.
Фигура подняла голову. Оленьи рога пронзили влажный, липкий воздух.
— А, госпожа Ягг…
Голос был приторным, будто шоколад.
— Ваша светлость.
— Полагаю, не стоит даже просить, чтобы ты опустилась на колени?
— Не стоит, ваша честь, — нянюшка улыбнулась.
— Знаешь, госпожа Ягг, а ты умеешь проявлять уважение к своему богу. Любой атеист обзавидуется.
Темная фигура зевнула.
— Спасибо, ваша милость.
— И никто для меня не танцует. Неужели так трудно?
— Как скажешь, ваша светлость.
— Вы, ведьмы, больше не верите в меня.
— И снова ты прав, ваша рогатость.
— Но скажи мне, маленькая госпожа Ягг, вот ты попала сюда — и неужели надеешься отсюда выбраться?
— Конечно. Ведь у меня есть железо. — Голос нянюшки вдруг стал резким.
— Но откуда, госпожа Ягг? Железо не может проникнуть в мое царство.
— Мое железо проникнет куда угодно.
Нянюшка вытащила руку из кармана фартука и подняла вверх подкову.
Казанунда услышал шарканье чьих-то ног — невидимые эльфы, отталкивая друг друга, ринулись прочь. Зашипел пар — опять кто-то перевернул жаровню с раскаленными камнями.
— Убери!
