ноябрьские звезды. Было сумрачно, но мои глаза уже приспособились настолько, что я без труда различала все детали обстановки: кувшин из толстого белого фарфора, тазик, вообще–то синий, но в звездном свете казавшийся черным, кучка одежды Джейми на табурете у постели.
Джейми тоже был отчетливо виден: покрывала отброшены назад, мускулистая грудь слабо поблескивала. Вне себя от восхищения, я любовалась завитками темно–каштановых волос, спиралью поднимавшихся над бледной, свежей кожей, и непроизвольно, не в силах оторваться, обводила пальцами линию ребер.
— Это так хорошо, — мечтательно произнесла я. — Замечательно иметь под рукой мужское тело, к которому можно прикасаться.
— Значит, тебе оно все еще нравится? — смущенно спросил он, польщенный и словами, и лаской.
Его рука обняла меня за плечи.
Я промычала нечто утвердительное. Может быть, нехватка этого и не осознавалась мной слишком остро, но, получив все это в свое распоряжение, я смогла в полной мере насладиться радостью той сонной интимности, в которой мужское тело становится столь же доступным тебе, как твое собственное, словно его очертания и фактура стали продолжением тебя самой.
Я пробежала рукой по плоскому животу, по гладкому выступу тазовой кости и мускулистой выпуклости бедра. Отблески догорающего огня упали на ярко–золотистый пушок на руках и ногах и заиграли в каштановой гуще между его бедрами.
— Господи, ты чудесное волосатое создание, — сказала я. — Даже там.
Моя рука скользнула вниз, и он послушно развел ноги, позволяя прикасаться к густым пружинистым кудряшкам в складке ягодиц.
— Слава богу, никому еще не пришло в голову охотиться за моей шкурой, — добродушно пробормотал Джейми. Он решительно обхватил одной рукой мой зад, поглаживая по округлой выпуклости большим пальцем, а другую руку закинул за голову, лениво скользя взглядом по всей длине моего тела. — Но ты, англичаночка, стоишь ошкуривания еще меньше, чем я.
— Надеюсь, что так.
Я слегка передвинулась, чтобы, когда его теплая рука переместилась на мою обнаженную спину, полнее воспринимать его касания.
— Ты когда–нибудь видела гладкую ветку, которая долгое время пробыла в спокойной воде? — спросил он, и его палец легонько пробежался вверх по моему позвоночнику, оставляя за собой рябь гусиной кожи. — На ней крохотные пузырьки, сотни, тысячи и миллионы. Она выглядит так, как будто покрыта мехом или серебристым инеем.
Его пальцы гладили мои ребра, руки, спину, и крохотные волоски поднимались повсюду, откликаясь на прикосновения.
— Вот так выглядишь и ты, моя англичаночка, — сказал он почти шепотом. — Вся гладкая, обнаженная, облитая серебром.
Некоторое время мы лежали неподвижно, слушая, как стучат снаружи дождевые капли. Холодный осенний воздух дрейфовал по комнате, смешиваясь с дымным теплом огня. Джейми перекатился на бок, отвернувшись от меня, и натянул одеяла, чтобы накрыть нас.
Я свернулась калачиком позади него, аккуратно всунув свои согнутые колени в его подколенные выемки. Теперь очаг тускло горел позади меня, отбрасывая блики на гладкую округлость его плеча и смутно освещая спину. Я видела едва различимые линии шрамов, тонкие серебряные полоски, вросшие в плоть. Когда–то я знала эти шрамы так, что могла провести по любому пальцем по памяти, с закрытыми глазами. Но теперь появился новый, незнакомый мне тонкий диагональный разрез в форме полумесяца — след бурного прошлого, к которому я не была причастна.
Я коснулась полумесяца, проведя по нему подушечкой пальца.
— Может, никто не норовил добыть твою шкуру, но за самим–то тобой охотились?
Джейми слабо пожал плечами.
— Бывало время от времени.
— А сейчас? — спросила я.
Он сделал несколько медленных вдохов, прежде чем ответить:
— Скорее, да. Пожалуй, что так.
Мои пальцы снова заскользили по диагональному порезу, старому, хорошо зажившему, но когда–то глубокому, а потому ощущавшемуся как плотный, жесткий рубец.
— Ты знаешь кто?
— Нет. — Он помолчал, его рука накрыла мою, лежавшую на его животе. — Но кажется, я знаю почему.
В доме было очень тихо. Поскольку почти все дети и внуки отбыли, здесь оставались лишь слуги в дальних каморках позади кухни, Айен с Дженни в своей комнате в дальнем конце коридора и Айен– младший где–то наверху. Все спали. Мы словно оказались одни на краю света, а Эдинбург и бухточка контрабандистов остались где–то очень далеко.
— Ты помнишь, как после падения Стирлинга, незадолго до Куллодена, неожиданно появились слухи о золоте, которое прислали из Франции?
— От Людовика? Да. Но он его не посылал. — Слова Джейми вызвали в моей памяти те короткие и отчаянные дни дерзкого возвышения и стремительного падения Карла Стюарта, когда слухи были главной темой разговоров. — Все судачили обо всем: насчет золота из Франции, кораблей из Испании, оружия из Голландии, но на самом деле за этим ничего не стояло.
— О, кое–что оказалось правдой, и, хотя Людовик тут был ни при чем, этого тогда никто не знал.
И Джейми рассказал мне о своей встрече с умирающим Дунканом Керром и последних словах бродяги, произнесенных шепотом в чердачной каморке постоялого двора, под бдительным взглядом английского офицера.
— Дункан был в лихорадке, но оставался в здравом уме. Он знал, что умирает, узнал меня, а поскольку это был для него единственный шанс поделиться тайной с человеком, которому он мог довериться, он рассказал мне все.
— О белых колдуньях и тюленях? — повторила я. — Должна признаться, что для меня это тарабарщина. А ты его понял?
— Ну, не вполне, — признал Джейми.
Он повернулся ко мне и слегка нахмурился.
— У меня нет ни малейшего представления о том, что это за белая колдунья. Поначалу я подумал, что он имел в виду тебя, англичаночка, у меня сердце чуть было не остановилось, когда он ее помянул.
Джейми печально улыбнулся, и его рука сжала мою.
— Я было подумал, что вдруг что–то пошло не так. Может быть, ты не смогла вернуться к Фрэнку и месту, откуда пришла; может быть, ты каким–то образом в конце концов оказалась во Франции; может быть, ты находишься именно там, — короче говоря, моя голова наполнилась всяческими фантазиями.
— Жаль, что это не было правдой, — прошептала я.
Он криво улыбнулся мне, но покачал головой.
— При том, что я находился в тюрьме? А Брианне было… сколько? Лет десять? Нет, англичаночка, не стоит тратить время на пустые сожаления. Главное, теперь ты со мной и никогда больше меня не покинешь.
Он нежно поцеловал меня в лоб и продолжил свой рассказ.
— Я понятия не имел, откуда взялось это золото, но из слов Дункана понял, где оно находится и почему там оказалось. Послал за ним не кто иной, как принц, собственной персоной. Что же до тюленей…
Он приподнял голову и кивнул в сторону окна, где розовый куст отбрасывал тени на стекло.
— Когда моя мать убежала из Леоха, народ поговаривал, что ее сманил огромный тюлень, который будто бы сбросил шкуру и стал ходить по суше, как человек. И он был на него похож, да.
Джейми улыбнулся и запустил руку в свои густые волосы, вспоминая.
