— Больно? — спросила я, увидев, как он поморщился, когда я нажала в нескольких дюймах выше раны.
Прогресс был налицо: еще вчера зона воспаления начиналась выше.
— Терпимо. — Джейми вынул руку из перевязи и, морщась, попытался осторожно ее выпрямить. — Терпимо, но вряд ли смогу пройтись колесом.
Я рассмеялась.
— Лучше не пробуй. Слушай, ты только не сердись, но этот Хобарт… Ты правда считаешь, что он не…
— Правда, — решительно заявил он. — Но если и ошибаюсь, то все равно хочу сперва позавтракать. Неохота, знаешь ли, быть убитым на пустой желудок.
Я снова рассмеялась, немного успокоившись.
— Ладно, схожу и принесу тебе завтрак, — пообещала я, но, уже выйдя в холл, заметила за окном движение и остановилась посмотреть.
Дженни в плаще с надвинутым от холода капюшоне направлялась к сараю, стоящему выше по склону холма. Поддавшись неожиданному порыву, я сорвала со стоячей вешалки свой плащ и побежала за ней. Мне необходимо было поговорить с Дженни Муррей, а тут представлялась прекрасная возможность застать ее одну.
Я нагнала ее как раз перед сараем. Услышав мои шаги, Дженни обернулась, быстро огляделась по сторонам и, убедившись, что мы одни и разговора не избежать, расправила плечи под шерстяным плащом и подняла голову, встретившись со мной взглядом.
— Я решила, что мне стоит сказать Айену–младшему, чтобы он расседлал лошадь, — спокойно произнесла она. — А потом мне нужно спуститься в погреб за репчатым луком. Ты пойдешь со мной?
— Пойду.
Кутаясь на зимнем ветру в плащ, я последовала за ней в конюшню. Там по сравнению со стужей на дворе было тепло, но сумрачно: в воздухе висел здоровый запах лошадей, сена и навоза. Я задержалась у входа, выжидая, когда глаза приспособятся к полумраку, а Дженни, чьи легкие шаги отдавались от каменного пола, уверенно направилась вперед.
Юный Айен лежал на куче свежей соломы. Услышав шаги, он встрепенулся, сел и заморгал.
Дженни перевела взгляд с сына на стойло, где мирно жевал сено гнедой конь, не обремененный ни седлом, ни уздой.
— Разве я не велела тебе подготовить Донаса? — спросила она сына тоном, не сулившим ничего хорошего.
Айен со смущенным видом почесал голову и поднялся на ноги.
— Да, велела, — сказал он. — Но я подумал, что не стоит тратить время на то, чтобы оседлать его, если все равно придется расседлывать.
Дженни уставилась на него.
— Вот оно что? И откуда у тебя такая уверенность, что он не понадобится?
Парнишка пожал плечами и улыбнулся.
— Мама, ты не хуже меня знаешь, что дядя Джейми ни от кого не побежит, тем более от дяди Хобарта. Разве нет? — добродушно спросил он.
Дженни посмотрела на сына и вздохнула. Потом невольная улыбка осветила ее лицо, и она, протянув руку, убрала густые растрепавшиеся волосы с его лица.
— Да, сынок, знаю.
Ее рука задержалась у его румяной щеки.
— Тогда иди в дом и позавтракай второй раз со своим дядей, — сказала она. — Мы с твоей тетушкой сходим в погреб. Но если объявится Хобарт Маккензи, тут же извести меня, хорошо?
— Немедленно сообщу, мама, — пообещал он и припустил к дому, подгоняемый мыслью о еде.
Дженни посмотрела вслед сыну, двигавшемуся с неуклюжей грацией молодого голенастого журавля, и покачала головой. На губах ее все еще играла улыбка.
— Славный парень, — прошептала она, но, вспомнив нынешние обстоятельства, решительно повернулась ко мне, — Ну, идем. Ты ведь, наверное, хочешь потолковать со мной, да?
Не проронив больше ни слова, мы добрались до тихого убежища в погребе. Это было маленькое помещение, наполненное острым запахом свисавших с потолка длинных косиц лука и чеснока, пряным ароматом сушеных яблок и влажным, землистым духом картофеля, разложенного на устилавших полки комковатых коричневых одеялах.
— Ты помнишь, как присоветовала мне посадить картошку? — спросила Дженни, легко проведя рукой поверх клубней. — Полезный был совет: не одну и не две зимы после Куллодена мы пережили только благодаря урожаю картофеля.
Конечно, я все помнила. Тогда, перед расставанием, мы стояли рядом холодной осенней ночью. Она собиралась вернуться к новорожденному ребенку, а я уезжала искать Джейми, объявленного в горах вне закона. Я нашла его и спасла, а возможно, спасла и Лаллиброх. А она взамен пыталась отдать и Джейми, и семейный очаг Лаогере.
— Почему? — тихо спросила я, обращаясь к макушке ее склоненной головы.
Ее руки действовали как отлаженный часовой механизм: срывали луковицу с длинной висящей косички, обламывали жесткие увядшие стебли и отправляли головку в корзину.
— Почему ты это сделала? — повторила я свой вопрос и тоже сорвала луковицу с косички, но не положила в корзину, а стала перекатывать в руках, как бейсбольный мяч, слыша, как шелуха шуршит между ладонями.
— Почему я это сделала?
Дженни уже полностью овладела своим голосом, и только человек, очень хорошо ее знавший, мог уловить в нем напряженные нотки. Но я–то знала ее отлично, во всяком случае раньше.
— Ты хочешь знать, почему я устроила брак между моим братом и Лаогерой? — Она быстро вскинула глаза, вопросительно выгнув гладкие черные брови, и снова склонилась к косичке с луком. — Ты права, без моего настояния он нипочем бы на это не решился.
— Значит, это ты заставила его жениться.
Ветер расшатывал дверь подвала, отчего маленькие комочки земли сыпались на резные каменные ступеньки.
— Он был одинок, — тихо сказала она. — Так одинок. Мне тяжело было видеть его в таком состоянии. Таким несчастным, так долго оплакивающим тебя.
— Я думала, что он умер! — тихо сказала я, ответив на невысказанное обвинение.
— Он был все равно что мертв, — резко бросила Дженни, подняла голову и вздохнула, отбросив назад прядь темных волос. — Ну, может быть, ты и вправду не знала, что он жив: многие умерли после Куллодена. А уж он–то точно был уверен, что больше тебя не увидит. Но его не убили, лишь ранили, правда, раненой оказалась не только его нога. И когда он вернулся домой из Англии…
Она покачала головой и потянулась за очередной луковицей.
— С виду–то он был цел и невредим, но не… — Дженни посмотрела на меня в упор раскосыми голубыми глазами, так напоминавшими глаза ее брата. — Он не из тех людей, которые могут спать одни.
— Согласна, — ответила я. — Но вышло так, что мы все–таки остались живы, мы оба. И пусть не скоро, но это выяснилось. Зачем ты послала за Лаогерой, когда мы вернулись с твоим сыном?
Дженни ответила не сразу, знай себе отрывала луковицы и бросала в корзину одну за другой.
— Ты мне нравилась, — призналась она так тихо, что я еле ее услышала. — Может быть, я любила тебя, когда ты жила здесь с Джейми, раньше.
— Ты мне тоже нравилась, — сказала я так же тихо. — Тогда почему?
Ее руки наконец замерли и сжались в кулаки.
— Когда Айен сказал мне, что ты вернулась, — медленно произнесла она, не отрывая глаз от луковиц, — ты представить не можешь, как я обрадовалось. Мне хотелось поскорее увидеть тебя, узнать, как ты жила все это время…
Она остановилась, вопросительно подняв брови. Я не ответила, и Дженни продолжила:
