уже были подобраны, так что писал Грей быстро, почти не останавливаясь.
2 апреля 1755 года
Хэролду, лорду Мелтону, графу Морэй
Мой дорогой Хэл, пишу, чтобы сообщить тебе о недавнем происшествии, которое привлекло мое внимание. Вполне возможно, что оно так и закончится ничем, однако, если во всем этом обнаружится реальная подоплека, может оказаться делом чрезвычайной важности.
Далее Грей подробно описал внешность бродяги и содержание его странного бреда и замешкался, лишь когда дошел черед до побега и повторного пленения Фрэзера.
Тот факт, что Фрэзер исчез из тюрьмы сразу вслед за этими событиями, наводит меня на ту мысль, что за словами бродяги таилось нечто реальное.
Впрочем, если дело обстоит так, мне трудно объяснить последующие действия Фрэзера. Его схватили через три дня после побега, не более чем в миле от побережья. Тюрьма находится в безлюдном месте, окрестности, не считая деревни Ардсмур, на многие мили совершенно пустынны, а вероятность того, что он побывал в деревне и имел там тайную встречу с неким доверенным лицом, которому мог бы передать сведения о сокровище, столь мала, что ею можно пренебречь. У нас там имеются осведомители — остаться незамеченным практически невозможно, не говоря уж о том, что после побега мы перетряхнули всю эту дыру, но никаких следов ни самого Фрэзера, ни золота обнаружить не удалось. Да и с кем он мог связаться в этой глуши, если я точно знаю, что до побега у него не было возможности общаться с кем бы то ни было за пределами тюрьмы? А уж после побега тем более, ибо он находится под самым пристальным наблюдением.
Грей остановился, снова увидев обдуваемую ветрами фигуру Джеймса Фрэзера, выглядевшую на болотной пустоши столь же естественно, как очертания рыжих оленей.
У него не было ни малейшего сомнения в том, что Фрэзер, будь у него такое намерение, легко ускользнул бы от драгун. Но он этого не сделал, а значит, намеренно дал себя задержать. Почему?
Дальше Грей писал уже медленнее.
Может быть, конечно, Фрэзеру не удалось найти сокровище или же такового просто не существует. Я сам склоняюсь к этой мысли, ибо, окажись в его руках огромное богатство, ничто не помешало бы ему убраться за пределы моей досягаемости. Шотландец — человек крепкий, привычный к походной жизни и, как я полагаю, вполне способный добраться по пустынному побережью до какого–нибудь порта, откуда с большими деньгами ему был бы открыт путь куда угодно.
Грей слегка закусил кончик пера, пробуя на вкус чернила. Он поморщился от горечи, встал и сплюнул в окно. Постоял там с минуту, глядя на холодную весеннюю ночь и рассеянно вытирая рот.
Ему наконец пришло в голову задать вопрос, но не тот, который он все время задавал, а куда более важный. Что и было сделано по окончании шахматной партии, в которой победил Фрэзер. Стражник стоял у двери, готовый сопровождать заключенного обратно в камеру. Когда Джейми встал со своего места, Грей тоже поднялся.
— Я больше не стану спрашивать вас, почему вы бежали из тюрьмы, — произнес он непринужденным тоном, — но мне было бы весьма интересно узнать, почему вы вернулись?
Фрэзер, явно не ожидавший этого вопроса, на миг замер. Потом обернулся, встретился взглядом с Греем, но некоторое время молчал. Наконец его губы тронула улыбка.
— Полагаю, майор, я должен по достоинству оценить ваше общество. Уверяю вас, дело не в еде.
Вспомнив об этом, Грей слегка хмыкнул. Растерявшись, он позволил Фрэзеру уйти. Только позже, ночью, он не без труда нашел ответ, догадавшись задать тот же вопрос себе. Что бы он, Грей, сделал, если бы Фрэзер не вернулся?
Напрашивался ответ, что первым делом он установил бы слежку за всеми его родичами. Ведь где беглецу искать помощи и поддержки, как не у близких?
И в этом, он был совершенно уверен, крылся ответ. Грей не принимал участия в покорении горной Шотландии, в то время он служил в Италии и Франции, но был изрядно наслышан о ходе этой кампании, да и по пути к месту службы в Ардсмур видел немало ее следов в виде пепелищ, разрушенных селений и потравленных полей.
Преданность горцев родовым связям вошла в легенду, и, если принять это во внимание, становилось ясно, что каждый из них предпочел бы тюрьму и любое возможное наказание опасности навлечь преследования английских властей на свою родню.
Грей сел, взял перо и обмакнул его в чернила.
Ты ведь знаешь отвагу этих шотландцев, — написал он, мысленно добавив, что данный, конкретный горец по этой части выделяется даже среди своих соплеменников. — Маловероятно, чтобы силой или угрозой мне удалось бы заставить Фрэзера раскрыть местонахождение золота — если оно существует, а если нет, то любая угроза тем более не возымела бы действия. Вместо этого я решил поближе сойтись с Фрэзером как с неформальным предводителем узников–шотландцев, надеясь извлечь какие–нибудь сведения из разговоров с ним. До сих пор, признаюсь, это ни к чему не привело, но, думаю, у меня еще есть в запасе кое–какие возможности.
По очевидным причинам, — продолжил он, медленно формулируя свою мысль, — я не хочу, чтобы об этом стало известно официально.
Привлекать внимание к кладу, который вполне мог оказаться химерой, было опасно, ибо вероятность разочарования, пожалуй, превосходила надежду. Ну а в случае успеха у него будет достаточно времени, чтобы подготовить соответствующий доклад и получить заслуженную награду — право покинуть захолустье и вернуться в лоно цивилизации.
Поэтому, дорогой брат, я обращаюсь к тебе и прошу твоей помощи в получении как можно более подробных сведений обо всем, что касается Джеймса Фрэзера. Однако прошу тебя проделать все это скрытно, чтобы никто не насторожился и не прознал о проявленном мной интересе. Заранее благодарю за любую помощь, какую ты сможешь мне оказать, ибо знаю, что во всем могу на тебя положиться.
Он снова обмакнул перо и подписался с небольшой завитушкой: «Твой покорный слуга и преданно любящий брат, Джон Уильям Грей».
15 мая 1755 года
— Я слышал, люди болеют, — промолвил Грей. — Хотелось бы знать, действительно ли дела настолько плохи?
Ужин закончился, а с ним и беседа о книгах. Пора было поговорить о делах.
Фрэзер нахмурил брови, держа в руке единственный стакан хереса, который позволил себе сегодня. Но он даже не пригубил его, хотя обед подходил к концу.
— Это сущая правда. Дела действительно плохи. Всего у меня болеют около шестидесяти человек, причем пятнадцать из них серьезно. — Он заколебался. — Могу я попросить…
— Я ничего не могу обещать, мистер Фрэзер, но вы, разумеется, вправе высказать свои пожелания, — официально ответил Грей.
Он и сам почти не притронулся к своему хересу, как, впрочем, и к ужину: предчувствие чего–то важного напрочь отбило ему аппетит.
Джейми помедлил, оценивая свои шансы. Ясно, что всего желаемого не добиться, а значит, надо изложить свою просьбу так, чтобы получить главное, оставив при этом Грею возможность в чем–то отказать.
— Нам нужно побольше одеял, майор, больше тепла и больше еды. А также лекарств.
Грей поболтал херес в своем бокале, наблюдая за тем, как играют в винном водовороте отблески очага.
«В первую очередь обычные дела, — напомнил он себе. — Для другого найдется время и позже».
— У нас на складе не более двух десятков лишних одеял, но вы можете взять их для тяжелобольных. А вот увеличить рацион, боюсь, не в моих силах. Припасы сильно пострадали от мышей и крыс, а два месяца назад обрушилась кладовка. Наши возможности ограниченны и…
— Вопрос не столько в том, чтобы увеличить рацион, — торопливо вставил Фрэзер, — а скорее в типе питания. Тем, у кого нелады с желудком, трудно переваривать овсянку и грубый хлеб. Нельзя ли найти какую–нибудь замену этой пище?
