Казалось нелепым смущаться чего–то наедине с ним, но меня не оставляла робость. Приключения сегодняшнего вечера и его слова, обращенные ко мне, открыли пропасть реальности — эти двадцать лет, которые мы провели в разлуке, зияли между нами провалом, за которым лежало неизвестное будущее. Теперь мы заново начнем узнавать друг друга, чтобы понять, станем ли снова единой плотью, Которой были когда–то.
Возникшую напряженность прервал стук в дверь. Миниатюрная служанка принесла поднос с ужином: холодное мясо, горячий бульон теплые овсяные лепешки с маслом. Она сноровисто разожгла очаг и ушла, пожелав нам доброго вечера.
Ели мы медленно, говорили осторожно, только на нейтральные темы. Я рассказала ему, как добиралась от Крэг–на–Дун до Инвернесса, и насмешила его рассказом о мистере Грэме и мастере Джорджи. Он, в свою очередь, рассказал мне о мистере Уиллоби, о том, как нашел мертвецки пьяного и умиравшего с голоду китайца, валявшегося за штабелем бочек на причале Бернтисленда, одного из портов неподалеку от Эдинбурга.
Мы ничего не говорили о себе, но, пока ужинали, меня все больше начинало смущать его тело. Невозможно было не смотреть на изящные длинные кисти рук, когда он наливал вино и резал мясо, не замечать его мощного торса под рубашкой или четкой линии шеи и плеч, когда он наклонялся, чтобы поднять упавшую салфетку. Пару раз мне показалось, что его взгляд задерживается на мне таким же образом — что–то вроде алчного, но нерешительного желания, — но всякий раз он быстро отводил глаза, прикрывая их так, что о его чувствах и стремлениях мне оставалось только гадать. Когда ужин закончился, главной в обеих наших головах осталась одна и та же мысль. Иначе, наверное, и быть не могло, учитывая место, в котором мы оказались. Меня неожиданно проняла дрожь, дрожь страха и предвкушения.
Наконец Джейми осушил свой бокал с вином и посмотрел на меня в упор.
— Ты…
Он сбился, заметно покраснел, но, встретившись со мной взглядом, продолжил:
— Ты ляжешь со мной в постель? То есть, — поспешно добавил он, — холодно, а мы оба промокли и…
— И здесь нет никаких стульев, — закончила я за него. — Хорошо.
Я повернулась к кровати, ощущая странную смесь возбуждения и нерешительности. Мое дыхание сделалось хриплым.
Он быстро стянул с себя штаны и чулки, потом поднял на меня глаза.
— Прости, англичаночка, я должен был подумать о том, что тебе потребуется помощь с твоими кружевами.
Значит, ему нечасто случалось раздевать женщин. Прежде чем мне удалось отогнать эту приятную мысль, лукавая улыбка тронула мои губы.
— Дело не в кружевах, — пробормотала я, — но если бы ты помог мне расстегнуть платье сзади…
Я отложила в сторону плащ и повернулась к нему спиной, подняв волосы, чтобы показать верхний край платья.
Последовало озадаченное молчание. Потом я почувствовала, как палец медленно заскользил вниз по ложбинке моей спины.
— Что это? — спросил Джейми с удивлением в голосе.
— Это называется молния, — ответила я. — Видишь сверху маленький язычок? Возьмись за него и потяни вниз.
Зубчики молнии расходились с приглушенным треском, освобождая меня от творения Джессики Гуттенберг. Я подняла руки, выпростав их из рукавов, а когда платье тяжело упало к моим ногам, я быстро, пока не растеряла всю храбрость, повернулась лицом к Джейми.
Это неожиданное появление куколки из кокона заставило его отпрянуть. Потом, моргнув, он уставился на меня.
Я стояла перед ним без ничего, на мне были только туфли и шелковые розовые чулки с подвязками. Захотелось подхватить с пола платье и прикрыться, но мне удалось справиться с этим порывом. Я выпрямилась, вскинула голову и стала ждать.
Джейми не промолвил ни слова. Его глаза блеснули в свете свечи, когда он слегка мотнул головой, но он по–прежнему ловко умел скрывать свои мысли за непроницаемой маской.
— Ты скажешь что–нибудь или так и будешь молчать? — не выдержав, спросила я дрожащим голосом.
Джейми открыл рот, но не смог произнести ни слова, лишь медленно покачивал головой.
— Господи, — прошептал он наконец. — Клэр, ты самая красивая женщина, которую я когда–либо видел.
— Тебя подводит зрение, — заявила я убежденно. — Это, наверное, глаукома: для катаракты ты слишком молод.
Эти слова вызвали у него нервный смешок, а потом до меня дошло, что он на самом деле ослеплен: в его глазах, даже когда он улыбался, блестела влага. Проморгавшись, Джейми протянул руку.
— Глаза у меня, как и были, ястребиные, — уверенно сказал он. — Иди ко мне.
Я нерешительно взяла его за руку и переступила через упавшее платье, покинув это ненадежное прибежище. Сидя на кровати, он нежно привлек меня к себе, так что я оказалась стоящей между его коленями, коснулся поцелуями обеих моих грудей и положил голову между ними, дыша теплом на мою обнаженную кожу.
— Твоя грудь бела, как слоновая кость, — тихо произнес он с сильным горским акцентом, всегда проскакивавшим в речи Джейми в моменты сильного волнения.
Он поднял руку и взял одну грудь в свою ладонь. Его загорелые пальцы темнели на фоне бледного свечения моего тела.
— Даже просто видеть их, такие полные и округлые… Господи, я мог бы вечно держать здесь голову. Но коснуться тебя, моя англичаночка… Тебя, с кожей, подобной белому бархату, и нежными линиями тела…
Джейми умолк. Его рука медленно двинулась по изгибам талии и бедра к выпуклости ягодиц.
— Боже мой, — прошептал он, — я не могу не смотреть на тебя, англичаночка, не могу отнять от тебя руки, не могу не находиться рядом с тобой, не могу не желать тебя.
Джейми поднял голову и поцеловал меня в область сердца. Его рука скользнула по мягкой выпуклости живота, слегка касаясь небольших отметин, оставшихся там после рождения Брианны.
— Тебя это правда не смущает? — нерешительно спросила я, проводя пальцами по своему животу.
Ответом была улыбка, тронутая тенью печали. Немного поколебавшись, Джейми задрал свою рубашку.
— А тебя?
Шрам проходил от середины бедра почти до паха — рваный белесый рубец в восемь дюймов длиной. Не удержавшись, я ахнула и опустилась на колени рядом с ним.
Моя рука легла на его бедро и крепко обхватила ногу, как будто я могла удержать его теперь — если не смогла удержать тогда. Под моими пальцами ощущалась медленная пульсация крови в артерии, проходившей всего в дюйме от ужасного, грубо зарубцевавшегося шрама.
— Это не пугает тебя, не отвращает тебя, англичаночка? — спросил он, положив руку мне на голову.
Я посмотрела ему в лицо.
— Конечно нет!
— Ну–ну.
Он потянулся и коснулся моего живота, удерживая при этом мой взгляд.
— И если ты носишь шрамы собственных сражений, — тихо добавил Джейми, — то и меня они не беспокоят.
Он поднял меня на кровать, уложил рядом с собой и наклонился, чтобы поцеловать. Я сбросила туфли и подтянула ноги, ощущая его тепло через рубашку. Моя рука нашарила пуговицу у ворота, чтобы
