сделались еще неистовее, еще мощнее, всякий раз проникая в самую глубь моего лона.
Потом он выпустил мои руки, упал на меня, придавив своей тяжестью к постели, и крепко сжал мои бедра, удерживая меня неподвижной.
Я пискнула, завертелась под ним, и он укусил меня в шею.
— Лежи смирно, — сказал он мне на ухо.
Я послушалась по той простой причине, что не могла и шелохнуться. Мы прижимались друг к другу так тесно, что, дрожа, не могли разобрать, чья это дрожь, а чувствуя биение сердца о ребра, я не знала, мое это сердце или его.
Так продолжалось, пока его движения в моем лоне не пробудили во мне конвульсию, и я, лежа под ним, почувствовала, как мои спазмы вызывают в нем отклик, побуждая присоединиться ко мне.
Тяжело дыша, Джейми приподнялся на обеих руках, выгнув спину и откинув голову. Глаза его были закрыты. Очень медленно он наклонил голову, открыл глаза и посмотрел на меня с невыразимой нежностью. Его щека в свете свечи поблескивала от влаги — может быть, от пота, а может быть, и от слез.
— О Клэр, — прошептал Джейми. — О господи, Клэр.
Все его тело содрогнулось, из горла вырвался похожий на рыдание стон, волосы упали на лицо, и его семя излилось в меня так, что каждое содрогание пребывающей во мне плоти рождало глубинный отклик всего моего существа.
Когда все кончилось, Джейми некоторое время удерживал себя надо мной, неподвижный, как камень, а потом не упал, но бережно опустился на меня и, расслабившись, замер.
Наконец я пошевелилась, выходя из глубокого ступора удовлетворения, и приложила руку к его груди, ощущая медленное, мощное биение сердца.
— Сдается мне, это похоже на езду на велосипеде, — прошептала я.
Моя голова мирно покоилась в изгибе его плеча, пальцы лениво играли с рыже–золотистыми курчавыми волосами, которыми густо поросла его грудь.
— А ты знаешь, что у тебя стало гораздо больше волос на груди, чем раньше?
— Нет, — сонно пробормотал он. — Я их обычно не считаю. А что, эти твои, которые на вело… сипедах, они все с волосатой грудью?
Это застало меня врасплох, и я рассмеялась.
— Нет, не обязательно. Я просто хотела сказать, что мы, похоже, вспомнили, как это правильно делается.
Джейми приоткрыл один глаз и задумчиво посмотрел на меня.
— Ну, англичаночка, чтобы забыть об этом, нужно совсем спятить, — сказал он. — Может быть, у меня и не хватает практики, но я пока не утратил всех своих способностей.
Долгое время мы просто лежали рядом, ощущая дыхание, каждое шевеление, любую мельчайшую смену положения наших тел. Благо они прекрасно приладились одно к другому: моя голова уютно вписалась в ямку его плеча, а его большое тело ощущалось под моей рукой как некая территория одновременно и чужая, и знакомая, и ожидающая открытия заново.
Здание было основательным, и звуки непогоды снаружи заглушались шумами изнутри. То и дело под нами были смутно слышны звуки шагов или голосов, негромкий мужской смех или более высокий голос женщины, звучащий с профессиональным кокетством.
Слыша все это, Джейми смущенно заворочался.
— Наверное, мне все же стоило отвести тебя в таверну, — сказал он. — Это просто…
— Все в порядке, — заверила я его. — Хотя должна сказать, если я и думала о том, куда ты затащишь меня при встрече, бордель был последним местом, которое могло бы прийти мне в голову.
Я заколебалась, но любопытство взяло верх.
— Ты… э–э… не являешься владельцем этого заведения, а, Джейми?
Он слегка отпрянул, уставившись на меня.
— Я? Господи боже, англичаночка, кто я, по–твоему?
— Да откуда мне знать? — резко произнесла я. — Сам посуди, сначала, при нашей встрече, ты падаешь в обморок, а как только я поднимаю тебя на ноги, тащишься в таверну, где подвергаешься нападению тамошних завсегдатаев и улепетываешь от них через весь Эдинбург в компании странного китайца. А завершаются все эти дивные похождения в борделе, хозяйка которого, не могу не заметить, похоже, с тобой очень даже на дружеской ноге.
Кончики его ушей порозовели: казалось, в нем происходит внутренняя борьба между смехом и негодованием.
— Потом ты раздеваешься, заявляешь, что ты страшный человек с отвратительным прошлым, и тащишь меня в постель. И что, по–твоему, я должна о тебе думать?
Смех победил.
— Что ж, я не святой, англичаночка, — сказал он. — Но и не сводник.
— Рада это слышать, — сказала я и после затянувшейся паузы добавила: — Так у тебя есть намерение рассказать мне, кто ты есть на самом деле, или я должна сама перебирать все возможные версии, пока не докопаюсь до истины?
— О, вот это интересно, — откликнулся Джейми, которого это предложение явно позабавило. — И какова твоя лучшая догадка?
Я внимательно оглядела его. Он развалился среди вздыбленных простыней, закинув руку за голову и ухмыляясь.
— Ну что ж, прежде всего, бьюсь об заклад, что никакой ты не печатник.
Ухмылка стала шире.
— С чего ты это взяла?
Я бесцеремонно ткнула его в ребра.
— Ты в слишком хорошей физической форме. У большинства мужчин за сорок отрастает животик, а у тебя нет ни одной лишней унции жира.
— Это в основном потому, что мне некому готовить, — грустно сказал Джейми. — Когда все время питаешься в трактирах, особо не разжиреешь. К счастью, ты, похоже, питаешься регулярно.
Он фамильярно похлопал меня по заду и со смехом увернулся, когда я шлепнула его по руке.
— Не заговаривай мне зубы, — проворчала я. — Во всяком случае, такие мускулы, как у тебя, не заработаешь, трудясь как проклятый у печатного станка.
Джейми насмешливо поднял бровь.
— А ты когда–нибудь этим занималась, англичаночка?
— Нет. — Я задумчиво нахмурилась. — Надеюсь, ты не промышляешь разбоем на большой дороге?
— Нет, — ответил он, ухмыляясь еще шире. — Попробуй угадать еще раз.
— Мошенничество?
— Нет.
— Что ж, уж конечно, не похищение с целью выкупа, — сказала я и начала загибать пальцы, перечисляя возможности. — Мелкое воровство? Нет. Пиратство? Нет, ты не мог этим заниматься, если не справился со своей морской болезнью. Ростовщичество? Вряд ли.
Я опустила руку и уставилась на него.
— Вообще–то в прежние времена, помнится, ты был изменником, но едва ли это хороший способ зарабатывать на жизнь.
— О, я по–прежнему изменник, — заверил он меня. — Как раз недавно меня обвинили.
— Недавно?
— Я провел несколько лет в тюрьме за измену, — сказал он, довольно хмуро. — За участие в восстании. Но это было некоторое время назад.
— Да, мне это известно.
Его глаза расширились.
— Ты знала об этом?
— И об этом, и еще кое о чем, — сказала я. — Расскажу потом, время будет. Но давай оставим это на
