будущее и вернемся к заданному вопросу: чем ты зарабатываешь на жизнь теперь?
— Я печатник, — сказал он, улыбаясь.
— И изменник?
— И изменник, — подтвердил Джейми. — За последние два года меня шесть раз арестовывали за подстрекательство к мятежу и дважды налагали арест на мое имущество, но суд ничего не смог доказать.
— И что будет с тобой, если в следующий раз они все–таки докажут?
— О, — ответил он беззаботно, махнув свободной рукой в воздухе, — позорный столб. Порка. Тюремное заключение. Ссылка в колонии. Все в таком духе. Едва ли меня повесят.
— Какое облегчение, — сухо сказала я, чувствуя себя слегка опустошенной.
Признаться, собираясь к нему, я не особо задавалась вопросом, какой может быть его жизнь, и теперь была захвачена врасплох.
— Я ведь предупреждал тебя, — сказал он, больше не поддразнивая; его темно–голубые глаза были серьезными и настороженными.
— Предупреждал, — согласилась я и глубоко вдохнула.
— Теперь ты хочешь уйти?
Его пальцы вцепились в складку стеганого одеяла и напряглись так, что на фоне загорелой кожи выступили побелевшие костяшки.
— Нет, — улыбнулась я как можно безмятежнее. — Не для того я возвращалась, чтобы переспать с тобой один раз и отправиться восвояси. Мое намерение состоит в том, чтобы остаться с тобой, если, конечно, ты меня примешь, — заключила я не совсем уверенно.
— Если я тебя приму!
Джейми с шумом выдохнул, сел на кровати, скрестив ноги, и взял мои руки в свои.
— Я не могу даже описать, что я почувствовал, когда коснулся тебя сегодня, англичаночка, и понял, что ты настоящая, — сказал он, и я увидела в его глазах жар, пробуждавший во мне ответную страсть. — Найти тебя снова, а потом потерять тебя…
Джейми умолк, и я увидела движение его кадыка, когда он тяжело сглотнул.
Я слегка коснулась его лица, обведя пальцем линию скул и подбородка, и, улыбаясь, сказала:
— Нет, больше ты меня не потеряешь. Никогда. — Я пригладила и убрала за ухо выбившуюся рыжую прядь. — Даже если я узнаю, что ты был двоеженцем и напивался вдрызг в общественных местах, это ничего не изменит.
Джейми резко дернулся, и я от неожиданности опустила руку.
— В чем дело?
— Ну… — начал он и остановился, поджал губы и бросил на меня быстрый взгляд. — Просто…
— Просто что? Есть что–то такое, чего ты мне не рассказал?
— Ну, вообще–то печатание подстрекательских памфлетов совсем не прибыльное занятие, — признался Джейми.
— Полагаю, так оно и есть, — буркнула я, и сердце мое снова забилось сильнее в ожидании перспективы дальнейших откровений. — Чем еще ты занимаешься?
— Как тебе сказать? Контрабандой, — виновато сказал он. — Это позволяет прокормиться.
— Контрабандой? — Я вытаращила глаза. — И что же ты перевозишь контрабандой?
— Главным образом виски, но теперь бывает, что и ром, немного французских вин и батист.
— Вот оно что! — вырвалось у меня. Все части головоломки встали на свои места: и Уиллоби, и эдинбургские доки, и наше нынешнее местонахождение. — Вот какова твоя связь с этим местом, то, что ты имел в виду, сказав, что это мадам Жанна твоя клиентка?
— Именно, — кивнул он. — Мы прекрасно сотрудничаем: когда из Франции прибывает вино, его свозят в один из здешних подвалов. Часть вина мы напрямую продаем Жанне для нужд ее заведения, а остальное она хранит, пока мы не забираем, чтобы переправить дальше.
— Хм. И как часть этой договоренности… — осторожно произнесла я, — ты… э–э…
Голубые глаза сузились.
— Нет, англичаночка, все не так, как ты думаешь, — отрезал Джейми.
— Неужели? — произнесла я, стараясь не выдать своего чрезвычайного удовлетворения. — И о чем же я думаю?
— Ты думала, не пользуюсь ли я здесь порой своей партнерской долей, а?
Он поднял на меня бровь.
— Ну, думала, — призналась я. — Правда, меня это не касается.
— Значит, не касается?
Джейми поднял обе рыжие брови и взял меня за плечи, привлекая к себе.
— Не касается? — повторил он чуть позже, хотя на сей раз ему, похоже, недоставало дыхания.
— Да. — У меня тоже перехватило дух, и ответ мой прозвучал сдавленно. — И ты не…
— Нет. Иди ко мне.
Он заключил меня в объятия и привлек к себе. Память тела отличается от памяти разума: размышляя, гадая, сомневаясь и беспокоясь, я была неловкой и неуклюжей, а стоило обо всем этом забыть, как тело само стало с готовностью отзываться на все, словно никакой двадцатилетней разлуки не было и в помине.
— На этот раз мне было страшнее, чем в нашу брачную ночь, — пробормотала я, не сводя глаз с медленной сильной пульсации в ложбинке его горла.
— Правда? — Его рука обхватила меня сильнее. — Я внушаю тебе страх, англичаночка?
— Нет. — Я приложила пальцы к ритмично бьющейся жилке, вдыхая терпкий запах его кожи. — Просто… в первый раз… я не думала, что это будет навсегда. Тогда я собиралась уйти.
Джейми хмыкнул. Пот поблескивал в маленькой ложбинке в центре его груди.
— Так ведь ты и ушла. Но вернулась, — заметил он. — Ты здесь, и важнее этого ничего нет.
Я приподняла голову, чтобы посмотреть на него. Его глаза были зажмурены, как у кота, ресницы имели тот поразительный цвет, который так хорошо запомнился, потому что часто мне снился: темно– каштановые нa кончиках, они приобретали все более светлый рыжий оттенок, становясь у корней почти белыми.
— О чем ты думал, когда мы лежали вместе в первый раз? — спросила я.
Темно–голубые глаза медленно открылись и остановились на мне.
— Это всегда было для меня навсегда, англичаночка, — просто сказал он.
Некоторое время спустя мы заснули в объятиях друг друга под звук дождя, который тихо стучал по ставням, добавляясь к обычным для такого рода заведений звукам, доносившимся снизу.
Ночь выдалась беспокойной. Слишком усталая, я бы с радостью погрузилась в крепкий сон, но боялась, что Джейми исчезнет, да и он, похоже, боялся того же. Так мы и лежали, прижавшись, в полудреме: близость друг друга не давала нам уснуть по–настоящему. Я ощущала каждый его вдох, каждое шевеление, и он, без сомнения, чувствовал то же самое.
В полудреме мы поворачивались и двигались вместе, все время соприкасаясь, словно в замедленном сонном танце, молча заново постигая язык наших тел. Где–то в тишине самой глубокой ночи он повернулся ко мне, а я к нему, и мы с величайшей нежностью занялись любовью. В конце концов мы замерли в безмолвном восторге от взаимного постижения наших тайн.
Нежная, как мотылек, порхающий в темноте, моя рука скользнула по его ноге, коснулась глубокого шрама, и пальцы, пробежав по всей длине невидимого рубца, остановились в его конце с невысказанным вопросом. Как?
Джейми вздохнул и положил руку поверх моей.
— Куллоден, — прошептал он.
Смерть. Тщета. И ужасное расставание, которое отняло меня у него.
— Никогда тебя не покину, — прошептала я. — Больше никогда.
Его голова повернулась на подушке, черты терялись в темноте, а губы дотронулись до моих легонько, словно прикосновение крылышка насекомого. Он перевернулся на спину, его рука тяжело покоилась на моем бедре, удерживая меня вблизи.
