длинноватого для этого лица носа, высокие, как у викинга, скулы, выступавшие из-под гладкой кожи, и та же уверенная, с легким наклоном, посадка головы не оставляли ни малейших сомнений в том, от кого он унаследовал этот облик.
Руки мои дрожали так, что я едва не выронила миниатюру, а потому положила ее на стол, придерживая ладонью, словно она могла вскочить и укусить меня. Грей глядел на меня пристально и с сочувствием.
— Вы не знали? — спросил он.
— Кто… — прохрипела я, откашлялась и начала заново: — Кто его мать?
Грей помедлил, продолжая присматриваться ко мне, потом пожал плечами.
— Она умерла.
— Ну так кем она была?
Потрясение, распространявшееся волнами из центра желудка, вызвало онемение пальцев ног, звон в ушах и боль в темени, но голосовые связки, по крайней мере, оставались под контролем. Мне вспомнились слова Дженни: «Он не из тех людей, которые могут спать одни».
Да уж, точно не из тех.
— Ее звали Джинива Дансени, — сказал Грей. — Она была сестрой моей жены.
— Вашей жены? — воскликнула я, глядя на него с изумлением.
Он вспыхнул и отвел глаза.
Если до сего момента у меня и были сомнения относительно природы тех взглядов, которые бросал этот человек на Джейми, то теперь они полностью развеялись.
— Думаю, вы обязаны как следует растолковать мне, какое отношение вы имеете к Джейми, и к этой Джиниве, и к этому мальчику, — процедила я.
Грей холодно поднял бровь: он тоже испытал потрясение, но уже вполне совладал с собой.
— А мне кажется, что у меня нет перед вами никаких особых обязательств.
Я подавила порыв расцарапать ему физиономию, но, должно быть, это желание явственно отразилось на моем лице, потому что он отодвинулся в кресле и подобрал под себя ноги, готовый мгновенно вскочить. Его глаза поглядывали на меня с опаской.
Я несколько раз глубоко вдохнула, разжала кулаки и заговорила со всем возможным спокойствием:
— Хорошо. Вы не обязаны. Но я была бы весьма благодарна, если бы вы сочли это возможным. И вообще, зачем было показывать мне портрет, если вы не собирались поделиться со мной сведениями? Тем более что мне уже известно достаточно для того, чтобы добиться прадивого рассказа обо всем остальном от Джейми. Почему бы вам не поведать свою часть истории прямо сейчас? — Я бросила взгляд на окно: небо за полуоткрытыми ставнями оставалось бархатньм, без какого-либо намека на рассвет. — Время у нас есть.
Грей тоже глубоко вздохнул и вернул на место пресс-папье.
— Полагаю, да. — Он кивнул на графин. — Хотите бренди?
— Хочу, — быстро ответила я, — но категорически настаиваю на том, чтобы и вы выпили тоже. Сдается мне, вы нуждаетесь в этом не меньше.
На миг его губы изогнулись в подобии улыбки.
— Можно считать это медицинским предписанием, миссис Малкольм?
— Вот именно. Врачебным рецептом.
Таким образом, установилось некое перемирие, и Грей откинулся в кресле, катая свой бокал между ладонями.
— Значит, Джейми упоминал обо мне? — спросил он.
Должно быть, недовольство тем, что кто-то позволяет себе называть моего мужа уменьшительным именем, отразилось у меня на лице. Во всяком случае, мой собеседник тут же нахмурился и сказал:
— Если вы настаиваете, я буду называть его по фамилии, как мне случалось в официальной обстановке.
— Не стоит. — Я махнула рукой и сделала глоток бренди. — Да, он говорил, что вы служили начальником тюрьмы в Ардсмуре, где он содержался после вынесения приговора, что вы друг и что вам можно доверять.
Последние слова были произнесены мною с неохотой. Может, Джейми и считал, что может доверять лорду Джону Грею, но я его оптимизма не разделяла.
На сей раз его улыбка была не столь мимолетной.
— Рад это слышать, — тихо сказал Грей, глядя на янтарную жидкость в своем бокале и слегка покачивая его, чтобы полнее раскрыть букет бренди.
Он пригубил напиток и, набравшись решимости, поставил бокал на стол.
— Я встретился с ним в Ардсмуре, как он и рассказывал, — начал губернатор. — Когда эту тюрьму закрыли, а осужденных продали на принудительные работы в Америку, я устроил так, чтобы Джейми вместо высылки оставили под надзором в Англии — под честное слово, что он не попытается бежать, — приписав к поместью Хэлуотер, принадлежавшему давним друзьям моей семьи.
Он заколебался, нерешительно глядя на меня, но все же продолжил.
— Понимаете, сама мысль о том, что я могу его больше не увидеть, была для меня непереносима.
Потом в нескольких коротких фразах он поведал мне голые факты о смерти Джинивы и рождении Уилли.
— Он любил ее? — спросила я.
Благодаря бренди руки и ноги чуточку согрелись, но растопить ледяной ком в животе напитку не удалось.
— Он никогда не говорил со мной о Джиниве, — ответил Грей.
Он залпом допил бренди, закашлялся и налил новую порцию. Только после этого губернатор снова поднял на меня глаза и добавил:
— Но лично я, зная ее, сильно в этом сомневаюсь.
Губы его скривились в усмешке.
— Вообще-то он и об Уилли мне не рассказывал, но вокруг мальчика с рождения ходило множество слухов. О том, что юная Джинива родила сына не от старого лорда Эллсмира, поговаривали с самого начала, а годам к пяти внешность мальчика уже достаточно определенно указывала на его отца всякому, кто взял бы на себя труд полюбопытствовать.
Грей сделал еще один большой глоток бренди.
— Полагаю, моя теща была как раз из их числа, но она, разумеется, не проронила ни слова.
— Неужели?
— Конечно! — воскликнул он. — А вы, как поступили бы вы, оказавшись перед выбором — быть вашему внуку девятым графом Эллсмиром или незаконнорожденным отпрыском шотландского преступника?
— Понимаю.
Я пригубила бренди, стараясь представить себе Джейми в объятиях юной англичанки по имени Джинива, и весьма в этом преуспела.
— Вот именно, — сухо сказал Грей. — Джейми тоже это понимал. И принял весьма разумное решение оставить имение прежде, чем сходство станет очевидным для всех.
— И как раз тут в этой истории снова появляетесь вы?
Он кивнул с закрытыми глазами. В резиденции царила тишина, хотя какие-то отдаленные, приглушенные звуки давали понять, что люди здесь все-таки есть.
— Совершенно верно, — ответил Грей. — Джейми поручил мальчика мне.
Конюшня в Эллсмире была выстроена добротно: зимой обеспечивала уют и тепло, а летом простор и прохладу. Крупный гнедой жеребец прянул ушами, отгоняя пролетевшую муху, но стоял неподвижно, явно довольный тем, как ухаживал за ним конюх.
— Изабель весьма вами недовольна, — сказал Грей.
— Правда?
