— Ума не приложу, — отозвался Роджер Бентли. — Столько лет у нас в семье никто не умирал, а тут… — Он осекся, хлюпнул носом и покачал головой. — Я не то хотел сказать…
— Все правильно, — поддержала его Рут Бентли. — Песик и в самом деле был для нас как родной. Господи, как я его любила!
У всех опять брызнули слезы; Роджер Бентли под благовидным предлогом ушел в дом и вернулся с одеялом, чтобы накрыть пса, но Сьюзен схватила его за руку:
— Нет, не надо! Хочу на него насмотреться. Ведь я его никогда больше не увижу. Он у нас такой красивый. И такой… старенький.
Они вынесли свои тарелки в сад и уселись вокруг Песика — невыносимо было оставлять его в одиночестве.
Роджер Бентли позвонил старшим детям, каждый из них, оправившись от первых слез, сказал одно и то же: скоро буду, ждите.
Когда они примчались в родительский дом — сначала сын Родни, которому исполнился двадцать один год, а потом старшая дочь Сэл, ей было уже двадцать четыре — на всех опять нахлынула волна скорби, а потом семья сидела молча, надеясь на чудо.
— Что будем делать? — Родни нарушил гнетущую тишину. — Я понимаю, это всего лишь пес…
—
Роджер пошел на попятную:
— Спору нет, он достоин мавзолея. Но его удел — собачье кладбище 'Орион'; это в Бербанке38.
— Собачье кладбище?! — вскричали все вместе, но каждый на свой манер.
— Да что вы, в самом деле? — сказал Родни. — Нелепый разговор получается.
— Почему нелепый? — У раскрасневшегося Скипа задрожали губы. — Песик — он… Песик был — наш самый дорогой. Из чистого золота!
— Вот именно, — подтвердила Сьюзен.
— Прошу меня простить. — Роджер Бентли отвернулся и обвел глазами бассейн, живую изгородь, небесный свод. — Думаю, пора вызывать мусоровоз, который забирает дохлых собак.
— При чем тут мусоровоз? — не поверила своим ушам Рут Бентли.
— При чем тут дохлые собаки? — возмутилась Сьюзен. — Песик у нас — не дохлая собака.
— А кто же он у нас? — уныло спросил Скип.
Все взоры устремились на Песика, который покоился у кромки бассейна.
— Он… — выдохнула, поразмыслив, Сьюзен, — он… он мой любимчик!
Не дожидаясь очередного потока слез, Роджер Бентли снял трубку установленного в саду телефона, соединился с кладбищем домашних животных, задал несколько вопросов и вернул трубку на место.
— Двести долларов, — сообщил он. — Полагаю, это приемлемо.
— За Песика? — возмутился Скип. — Уж больно дешево!
— Ты шутишь? — спросила мужа Рут Бентли.
— Вовсе нет, — ответил Роджер. — Я всю жизнь посмеивался над такими заведениями. Но раз уж мы расстался с Песиком навсегда… — он помолчал. — Его заберут ближе к полудню. Прощальная церемония — завтра.
— Прощальная церемония! — фыркнул Родни, остановился у кромки бассейна и сделал несколько круговых движений руками. — Нет, увольте, это без меня.
Почувствовав спиной долгие, осуждающие взгляды, он обернулся и втянул голову в плечи.
— Ну ладно-ладно, приду.
— Песик бы тебя не простил, — всхлипнула Сьюзен и вытерла нос.
Но Роджер Бентли ничего этого не слышал. Переведя глаза с собаки на родных, а потом на небо, он зажмурился и вполголоса произнес:
— Боже милостивый! Да понимаете ли вы, что это единственное горе, которое постигло нашу семью за все минувшие годы? Никто из нас даже ни разу не хворал, так ведь? Не лежал в больнице. Не попадал в аварию.
Он выждал.
— Да, так и есть, — согласились все.
— Круто! — вырвалось у Скипа.
— Вот именно. Вы же видите, сколько вокруг аварий, несчастных случаев, болезней.
— А может быть… — начала Сьюзен, но не сразу договорила, потому что у нее срывался голос. — Может, Песик для того и умер, чтобы показать, какие мы везучие.
— Везучие?! — Роджер Бентли открыл глаза. — Это правда! Известно ли вам, как нас прозвали…
— Научно-фантастическое поколение, — подхватил Родни, с невинным видом зажигая сигарету.
— Откуда ты знаешь?
— Да ты постоянно об этом твердишь — читаешь лекции даже за обедом. Нож для консервных банок? Фантастика. Автомобили. Радиоприемник, телевизор, кино. Все на свете! Научная фантастика, куда ни кинь!
— А разве не так? — вскричал Роджер Бентли, обращая взгляд к Песику, как будто ответ знали последние покидающие свою обитель блохи. — Черт побери, ведь раньше и в помине не было автомобилей, консервных ножей, телевизоров. Перво-наперво их надо придумать. Начало лекции. Затем их надо сконструировать. Середина лекции. Таким образом, фантастика становится свершившимся научным фактом. Лекция окончена.
— Я посрамлен! — Родни с преувеличенным почтением захлопал в ладоши.
Груз сыновней иронии пригнул Роджера Бентли к земле; он погладил несчастное издохшее животное.
— Прошу прощения. Расстроился из-за Песика. Ничего не могу с собой поделать. На протяжении тысячелетий род людской только и делал, что умирал. Но этот период завершился. Одним словом, научная фантастика.
— Хоть стой, хоть падай, — усмехнулся Родни. — Ты, отец, начитался всякой макулатуры.
— Допустим. — Роджер коснулся черного собачьего носа. — А как же Листер39, Пастер40, Солк41? Они ненавидели смерть. Изо всех сил старались ее побороть. В том-то и заключается суть научной фантастики. Неприятие данности, жажда перемен. А ты говоришь — макулатура!
— Это уже древняя история.
— Древняя история? — Роджер Бентли негодующе воззрился на сына. — Не скажи. Я, например, появился на свет в тысяча девятьсот двадцатом году. В те времена, если человек хотел в выходные проведать родителей, его путь лежал…
— На кладбище, — подхватил Родни.
— Точно. Мои брат с сестрой умерли, когда мне шел восьмой год. Из родни осталась ровно половина! А теперь скажите-ка, милые дети, много ли ваших сверстников умерло в юном возрасте? В начальной школе? В старших классах?
Обведя взглядом родных, он выжидал.
— Ни одного, — ответил, помолчав, Родни.
— Ни одного! Слышите? Ни одного! Вот так-то. А я к десяти годам потерял шестерых лучших друзей! Постойте! Я кое-что вспомнил!
Роджер Бентли бросился в дом, порылся в чулане, вытащил на свет божий старую пластинку — семьдесят восемь оборотов в минуту — и бережно сдул с нее пыль. Щурясь от солнца, он прочел на этикетке:
— 'Все хорошо, или Одна беда — собака ваша сдохла'.
Жена и дети потянулись к нему, чтобы разглядеть эту реликвию.
— Ничего себе! Сколько же ей лет?
— В двадцатые годы, когда я был от горшка два вершка, ее крутили день и ночь.
— 'Все хорошо, или Одна беда — собака ваша сдохла'? — переспросила Сэл, глядя в глаза отцу.
