продолжал выводить Никита грустную и протяжную песню про непутевого молодца. По всему видать, песня тронула капитана. Сей бравый шкипер крикнул боцмана и приказал подать к себе в каюту романеи. Первую чарку Аксель Грюневальде выпил не закусывая и строго воззрился на боцмана, в глазах которого мелькнула усмешка. «Кто есть капитан на корабле? Бог и король в едином лице!» — Аксель Грюневальде сурово погрозил боцману пальцем.
Одевали ему отец-матушка
На ножки сапожки турец-сафьян...—
складно пели гребцы.
Капитан после второй чарки совсем пригорюнился, слушая неспешный сказ о горе-злосчастье. Разве и его, Акселя Грюневальде, не преследует рок или горе- злосчастье? В сорок лет он командовал фрегатом «Нептун», лучшим фрегатом в королевском флоте, и был уже представлен к званию шаутбенахта. А вот надобно же было ему зайти в злосчастный кабак в Стокгольме и учинить там жестокую баталию с королевскими гвардейцами. Стокгольм — городок небольшой, об этом происшествии в Адмиралтействе стало ведомо на другой же день. И прости-прощай фрегат «Нептун» и чин шаутбенахта. Акселя Грюневальде послали командовать каторжной галерой, которую какой-то остряк из Адмиралтейства наименовал «Звездой». «Невысоко же та звезда восходила!» — вздыхал капитан после третьей чарки рома. В этот момент вошел караульный сержант и доложил, что русский князь просит разрешить ему и его товарищам прогуляться по палубе.
— Что ж, они такие же люди, как и мы! Веди их ко мне!— гордо ответствовал Грюневальде, забывший в тот час о всех инструкциях Адмиралтейства. «Я вам, господа из Адмиралтейства, не тюремщик, а боевой капитан..,» — мысленно показал он в тот миг кукиш всему королевскому Адмиралтейству.
Зайди, зайди на царев кабак,
Выпей винца не со множечко,
Облей-обкати свое ретивое сердечушко,
Развесели свою младу головушку,
Ходючись, бродючись по той чужой,
По дальней сторонушке! —
грянул хор гребцов.
— Слышь-ко, княже, никак русские поют?— обратился к Якову Долгорукому стрелецкий полковник Козодавлев, взятый в плен под первой Нарвой в стрелецкой дивизии Трубецкого.
— И впрямь...—басисто прогудел Долгорукий и обратился к Грюневальде на той смеси шведских, немецких и финских слов, коей выучился в крепости: — Не чаял я услышать здесь родную речь, господин капитан! Разве у вас в трюме сидят русские гребцы?
Аксель Грюневальде согласно кивнул головой и поднес палец к губам:
— Тсс... Послушайте, господа, какой голос!
Выходила женщина кабацкая,
Личушко у ней — быдто белый снег,—
высоким тенором выводил Никита, а хор согласно грянул:
Лег молодец — как маков цвет,
А стал молодец — как мать родила!
Аксель Грюневальде песню душой понял и, как старый морской волк, выпил третью чарку рома не закусывая. После чего предложил Долгорукому:
— А что, генерал, скажете, если я вызову трех-четырех песенников в мою каюту и мы послушаем за обедом ваши прекрасные русские песни?
Удивленный Долгорукий, разумеется, согласно кивнул головой.
Так за столом капитана началась, на зависть несущему вахту флотскому лейтенанту Густаву Оксеншерне, славная баталия с Бахусом. В самом ее начале полковник Козодавлев, по уговору с князем Яковом, преподнес капитану ценный презент: золотой складень с надписью: «Моление головы московских стрельцов Ивана Козодавлева». Складень тот Иван Козодавлев чудом сохранил и берег до крайней надобности. Подарок Козодавлева окончательно разнежил душу капитана. Грюневальде долго рассматривал складень, пробовал золото на зуб, потом щедрой рукой налил гостям по матросской чарке рома и махнул рукой: песню! Стоявшие у дверей Никита с товарищами завели застольную:
Ты не вейся, не вейся, трава с ракитой,
Не свыкайся, не свыкайся, молодец с девицей...
— Вот скажите, отчего вы, князь, столь могучий и знатный человек,— по слогам уже бормотал Аксель Грюневальде,— сами отдали под Нарвой шпагу и сдались на аккорд?
Князь Яков в ответ усмехнулся в усы и ответил прямо и честно:
— Под Нарвой можно было или уложить все войско, или сдачей генералов и артиллерии спасти тысячи солдат. И я спрашиваю вас, капитан, что важнее: полсотни старых генералов и офицеров и древние пушки или двадцать две тысячи молодых обученных воинов? Полагаю, король Карл допустил тогда под Нарвой большую промашку, выпустив русских солдат!
— И все же плен есть плен!— Аксель Грюневальде с пьяным упрямством покачал головой. Затем весь задергался, вскочил и поднял новую чарку: — Коль попадать в плен, так только в плен к Бахусу! Виват!
— Виват!— охотно подхватили русские.
Новая чарка произвела на капитана столь живительное впечатление, что он выскочил на капитанский мостик и отдал приказ дать салют из носовой пушки в честь храброго русского князя. Вышедший следом за ним князь Яков столь растрогался данным в его честь салютом, что высыпал из кармана десяток золотых ефимков, зашитых им в свое время с великим бережением в кафтан, и передал боцману со словами: «Угости, братец, команду за мой счет!» Боцман оглянулся было на капитана, но тот пьяно махнул рукой:
— Бери, коль дают! Бочку рома команде!
Пока совершались все эти события на капитанском мостике, Козодавлев в каюте быстро подошел к Никите и осведомился, сколько в трюме пленных и все ли русские.
— Все русские, а наберется полета! — ответил Никита.
— Воли хотите?
— Еще бы не хотеть!— загудели товарищи Никиты.
— Тогда берите!— Козодавлев достал из-под камзола напильник.— К вечеру освободите всех товарищей от оков и, как запоете вечернюю всемирную славу и дойдете до слов: «Дерзайте убо, дерзайте, люди божии!» — хватайте весла и бросайтесь на шведов!
Через минуту, когда капитан с князем вернулись в каюту, напильник был уже упрятан в матросской робе Никиты. Аксель Грюневальде невидящим взором уставился на певчих и махнул рукой: теперь плясовую!
— У Параньки, у белянки бело тело, тело бело! — Матрос Иван Савельев лихо пошел вприсядку.
— Виват капитану Акселю Грюневальде! — Князь Яков самолично налил капитану полную чару рома.
— Виват капитану!— дружно гаркнули собравшиеся на баке вокруг бочки с ямайским ромом матросы. Аксель Грюневальде поднялся, самоохотно выпил и рухнул на постель. Вызванный князем боцман бережно прикрыл капитана одеялом.
Тем временем певчие юркнули в трюм. В суете вокруг капитана, к
