Никита сразу узнал в полковнике своего бывшего ротного, а вот Бартенев долго всматривался в него, пока не воскликнул:
— Да никак Никита, старшой братец Романа?! То-то братец будет доволен! Высоко ныне Роман наш вознесся — командует эскадроном в лейб-регименте самого светлейшего! Эвон, вниз по реке палатки их солдат. Сходи, навести братца, а я пока поразмыслю, куда тебя определить!
Увидев Ромку, Никита невольно усмехнулся в пшеничные усы. Трудно было узнать в молодцеватом командире, грозно распекавшем перед строем нерадивого вахмистра, своего вихрастого цыгановатого братца, лазавшего в Новгороде в чужой огород за огурцами.
Краем глаза Роман заметил высокого незнакомого офицера, сердито обернулся к нему (не вылезай, мол, перед строем) и вдруг ахнул от неожиданности и с прежней своей горячностью рванулся к Никите: «Братец, приехал!» Затем остановился, как бы опомнившись, и весело скомандовал эскадрону: «Разойдись!» После чего и заключил Никиту в свои объятия.
— А я и не чаял тебя так скоро увидеть! Заезжал к Александру Даниловичу князь твой, Сонцев. Я к нему: где братец, отчего вести не шлет? Ну, Сонцев и сообщил мне о твоих приключениях. А потом письмо твое из Москвы получил!
Братья уселись возле палатки Романа, стоящей на крутом берегу Ворсклы. Отсюда вдали явственно виднелась, охваченная дымом и пламенем пожаров, осажденная Полтава.
— А у нас, братец, такие дела!— весело рассказывал Ромка,— Все скоро разрешим одним ударом! Александр Данилович давно хочет скрестить со шведом шпагу в поле, да наши немцы все осторожничают. Но сейчас сам Петр Алексеевич возглавил войско, так что жди скорой генеральной баталии!
Ромка рассуждал важно, как и все избалованные офицеры конвоя царского фаворита. Даже царя он именовал по имени-отчеству, что же говорить о разных генералах и полковниках, которым он самолично передавал грозные предписания светлейшего и видел, как они бледнеют, получив очередной разгон от всесильного князя. Никита понял, что не зря Бартенев сказал о Ромке: вознесся! Лейб-регимент Меншикова был предтечей конной гвардии — кавалергардов и конногвардейцев,—- и служить в нем означало, как и в Преображенском и Семеновском гвардейских пехотных полках, — быть в какой-то мере причастным к высшей власти.
— Значит, ты причислен к прежнему Новгородскому полку? Что ж, пойдем к Бартеневу, отобедаем, да авось узрим одного старого знакомца! — предложил Роман после первых расспросов.— Сегодня при князе дежурит второй эскадрон, так что я до позднего вечера твой!
Он привычно надел позолоченный шлем со страусовыми перьями, накинул алый плащ, натянул оленьи перчатки с широкими раструбами — сию пышную форму своим гвардейцам выбирал сам светлейший,— и этаким павлином двинулся в гости к пехоте.
Бартенев встретил братьев радушно и тут же объявил Никите, что назначен он вторым офицером при полковом знамени.
— Звание почетное, и времени свободного много. Словом, бери кисть и краски, художник, пиши баталию! Поручениями не обременю!
Никита понял, что царский денщик передал относительно него полковнику самые подробные распоряжения государя.
Офицеры весело уселись за походный стол. И тут перед изумленным Никитой выросла вдруг фигура Кирилыча в белой поварской куртке и колпаке.
— Что значит сей маскарад?— воскликнул Никита, расцеловавшись троекратно с Кирилычем.— Ты же ушел из поваров! Помнится, когда вы спасли нам с Сонцевым жизнь в корчме, ты был уже вахмистром?— принялся расспрашивать Никита своего названого дядьку.
— Был да сплыл! — мрачно ответил Кирилыч.— Не обо мне речь. Ты лучше поведай, Никита, о своих скитаниях. Ох и рад, ребятки, что мы снова вместе!— Кирилыч щедро плеснул в чарки белого вина.
Бартенев ушел по полковым делам, оставив их одних, и они снова сидели втроем, как когда-то на холме у Нередицы. Только впереди лежал теперь не Новгород, а Полтава. В сгущающейся вечерней темноте то в одном, то в другом конце города вспыхивало пламя, черноту неба прорезывали зажигательные снаряды.
— Стреляют теперь шведы редко,— сказал Роман.— Так, для острастки! А месяц назад, почитай, из всех пушек палили! Но и наши из Полтавы не отвечают,— боимся, что и у них порох вышел. Я наособицу страшусь: а ну возьмет швед Полтаву, а там ведь моя Марийка!
Роман раскурил трубку, пустил дымок.
— Куришь?— удивился Никита, ранее не знавший за братом такой привычки.
— В Библии сказано: Товий дымом сим отгонял демона. И демон испугался и бежал в верхние страны Египта, и там связал его ангел! — рассмеялся Роман,— Ты, брательник, лучше Кирилыча расспроси, как он под Лесной отличился и как из вахмистров в повара попал.
— А ну-ка рассказывай! — обернулся к Кирилычу Никита.
— Да о чем говорить-то?— замялся Кирилыч.— Вышло, значит, так. Взял я под Лесной первейшего свейского генерала. А вдругорядь в том обозе свейском прибрал для эскадрона три бочки романеи. Ну и загулял от радости. Сказано же в писании: Навуходоносор, царь ассирийский, после своей победы сто двадцать дней пировал! Столь силен был! Да и наш новгородский Васька Буслаев, чаю, в силушке той царю ассирийскому не уступал. Крепкие питухи были. Ну а я три дня от души всего и погулял! А полковник Кампбель, новый командир невских драгун, и взял меня за это в батоги! Он немчура и по-русски только через секретаря с нами говорил, так где ему понять русское сердце? Тьфу!
Ну, отлежался я, значит, после сей немецкой награды и к прежнему полковнику невцев Аниките Ивановичу Репнину улучил час и обратился. Аникита Иванович ведь через Лесное прежний генеральский чин себе в тот час уже возвернул. Он меня помнил и перевел немедля в прежний Новгородский полк.
Кирилыч сердито засопел и тоже закурил трубочку.
— Не знаю, что -с ним делать. У меня в вахмистрах Афонька-гуляка ходит. Добрый вахмистр мне вот как потребен! Так нет, устроился на кухне, старый драгун! — пожаловался Ромка.
— А что! На кухне я сыт, пьян и нос в табаке! И палки немецкие Петр Иванович, слава богу, в Новгородском полку пока не завел,— ответствовал Кирилыч.— А коли дело дойдет до баталии — я первый в строй воз-вернусь!
— Это ты-то возвернешься?— подзадорил Ромка.
— Возвернусь и еще одного свейского генерала в плен возьму. За мной не убудет!— совсем рассердился Кирилыч. Видно по всему, укоры Романа донимали-таки старого драгуна.
— Ладно! После баталии поговорю с Александром Даниловичем. Он тебя за Лесное, чай, помнит! Переведет в лейб-регимент.
— А кто знает, что с нами после той баталии будет?— вдруг пьяно всхлипнул Кирилыч.— Молодые вы мои соколы! Не за себя, старого, боюсь, за вас опасаюсь!
— Ну-ну, Кирилыч, разнюнился!— Ромка вскочил на ноги, обнял Никиту,— А ведь и правда, брательник, поостерегайся шведской пульки!— Судя по всему, себя Ромка почитал заговоренным от всех пуль и пушечных ядер.
— Нашел о чем говорить!— отмахнулся Никита.— Ты вот лучше расскажи, как это у тебя в Полтаве невеста объявилась?
Ромка тотчас загорелся и подробно поведал и о своей виктории в Смелах, и о пленении девичьего сердца.
