– Нет, доктора бессильны против моей болезни.
– Вы меня пугаете.
– Государь, я хочу просить у вашего величества разрешения вернуться в Англию.
Король удивился еще больше.
– В Англию! Что вы говорите, сестра моя?!
– Я вынуждена сказать это, государь, – решительно проговорила внучка Генриха IV.
Ее прекрасные черные глаза засверкали.
– Мне очень прискорбно обращаться к вашему величеству с такой просьбой. Но я очень несчастна при дворе вашего величества. Я хочу вернуться к своим родным.
– Сестра! Сестра!
Король подошел к ней ближе.
– Выслушайте меня, государь, – продолжала молодая женщина, мало-помалу очаровывая собеседника своей красотой. – Я привыкла страдать. Еще в ранней молодости меня унижали, пренебрегали мною. О, не возражайте, государь! – сказала она с улыбкой.
Король покраснел.
– Итак, говорю я, я могла бы подумать, что бог произвел меня на свет для этого, меня, дочь могущественного короля; но, поскольку он лишил моего отца жизни, он мог точно так же лишить меня гордости. Я много страдала и причиняла большие страдания моей матери. Но я дала клятву, что, если когда-нибудь достигну независимого положения, хотя бы положения простой труженицы, своими руками зарабатывающей хлеб, я не потерплю унижения. Это время настало. Я достигла того положения, какое мне принадлежит по праву рождения; я приблизилась к трону. Я думала, что, сочетаясь браком с французским принцем, я найду в нем родственника, друга, равного, но вижу, что нашла в нем только властелина. И это меня возмущает, государь. Моя мать ничего об этом не узнает. Вы же, кого я так почитаю и… так люблю…
Король затрепетал; ни один женский голос не волновал его так, как голос принцессы.
– Вы, государь, все знаете, раз вы пришли сюда, и, может быть, поймете меня. Если бы вы не пришли, я бы сама пошла к вам. Я хочу, чтобы мне позволили уехать. Надеюсь, – что вы настолько деликатны, что поймете меня и окажете мне покровительство.
– Сестра, сестра! – пробормотал король, смешавшись от этого стремительного натиска. – Подумали ли вы о всех последствиях затеянного вами шага?
– Государь, я ни о чем не думаю, я просто подчиняюсь чувству. На меня нападают, я инстинктивно защищаюсь.
– Но что вам сделали, скажите, пожалуйста?
Принцесса, как можно видеть, прибегла к обычному женскому приему: из обвиняемой она стала обвинительницей. Прием этот служит верным признаком вины, но женщины всегда умеют извлечь из него выгоду.
Король и не заметил, как, придя к ней с вопросом: «Что вы сделали моему брату?» – вместо того спросил: «Что вам сделали?»
– Что мне сделали? – переспросила принцесса. – О, государь, надо быть женщиной, чтобы понять это. Меня заставили лить слезы.
И своим тоненьким жемчужно-белым пальчиком она вытерла свои затуманенные глаза и снова принялась плакать.
– Сестра моя, успокойтесь, умоляю вас, – сказал король, подходя к ней и взяв ее влажную и трепещущую ручку.
– Государь, прежде всего меня лишили друга моего брата. Милорд Бекингэм был приятный и веселый гость, земляк, знавший все мои привычки, почти товарищ, с которым мы в кругу других наших друзей провели столько счастливых дней в моем чудном Сент-Джемсском парке.
– Но ведь он был влюблен в вас, сестра!
– Пустой предлог! Какое имеет значение, – сказала она серьезным тоном, – был ли герцог Бекингэм влюблен в меня или нет? Разве мне опасен влюбленный?.. Ах, государь, далеко не достаточно, чтобы мужчина был влюблен.
И она улыбнулась так нежно, так лукаво, что король почувствовал, как его сердце сначала забилось, потом замерло.
– Но позвольте, ведь брат ревновал! – перебил король.
– Хорошо, я это понимаю, это причина. Он ревновал, и Бекингэма прогнали.
– Почему же прогнали?..
– Ну, удалили, устранили, уволили, назовите это как вам будет угодно, государь. Так или иначе, один из первых дворян Европы был вынужден покинуть французский двор Людовика XIV, словно деревенский парень, из-за какого-то взгляда или букета. Это недостойно самого галантного двора…
Простите, государь, я забыла, что, говоря так, я посягаю на вашу верховную власть.
– Поверьте, сестра, что вовсе не я удалил герцога Бекингэма… Он мне очень нравится.
– Не вы? – подхватила принцесса. – А, тем лучше!
Она так сумела подчеркнуть слова тем лучше, как будто хотела сказать тем хуже.
Наступило долгое молчание.
Потом принцесса снова заговорила:
– Итак, господин Бекингэм уехал… теперь я знаю, почему он был удален и кем… Мне казалось, что после этого наступит спокойствие… Но нет… Принц находит новый предлог. И вот…
– И вот, – с оживлением произнес король, – является другой. Очень естественно. Вы прекрасны, и вас всегда будут любить.
– В таком случае, – воскликнула принцесса, – около меня всегда будет пустыня. О, я знаю, что этого-то и хотят, это-то мне и готовят. Но нет: я предпочитаю вернуться в Лондон. Там меня знают и ценят. Там я не буду бояться, что моих друзей назовут моими любовниками. Фи, какое недостойное подозрение! Принц потерял в моих глазах весь престиж, с тех пор как я увидела в нем тирана.
– Перестаньте, успокойтесь! Вся вина моего брата в том, что он любит вас.
– Любит меня? Принц любит меня? Ах, государь!..
И Генриетта громко расхохоталась.
– Принц никогда не полюбит женщину, – сказала она. – Принц слишком любит самого себя. Пет, к несчастью для меня, принц принадлежит к худшему разряду ревнивцев: он ревнив без любви.
– Признайтесь, однако же, – сказал король, который чувствовал явное возбуждение от этого волнующего разговора, – признайтесь, что Гиш любит вас.
– Ах, государь, я, право, не знаю!
– Вы должны видеть это. Влюбленный всегда выдает себя.
– Господин де Гиш ничем себя не выдал.
– Сестра, сестра, вы слишком усердно защищаете господина де Гиша.
– Я? Бог с вами, государь, недоставало только, чтобы и вы начали подозревать меня.
– Нет, нет, принцесса, – с живостью возразил король, – не огорчайтесь, не плачьте! Успокойтесь, умоляю вас.
Но она плакала, крупные слезы текли по ее рукам. Король стал поцелуями осушать их.
Принцесса взглянула на него так грустно и так нежно, что Людовик был поражен в самое сердце.
– Вы не питаете никаких чувств к Гишу? – спросил он с беспокойством, не подходившим к его роли посредника.
– Никаких, решительно никаких.
– Значит, я могу успокоить брата?
– Ах, государь, его ничем не успокоишь. Не верьте, что он ревнует.
Ему наговорили, он наслушался дурных советов. У принца беспокойный характер.
– Когда дело касается вас, не мудрено беспокоиться.
Принцесса опустила глаза и замолчала. Король тоже. Он все еще держал ее руку.
Как показалось обоим, это молчание тянулось целую вечность.
Принцесса потихоньку высвободила руку. Теперь она была уверена в победе. Поле битвы осталось за
