- Я могу идти? - спросил аббат, торопясь расстаться с итальянцем.
- Еще одно слово, - молвил тот.
Аббат поклонился.
- В каких вы отношениях с маркизой де Латурнель?
- В очень хороших.
- Ас графом Раптом?
- В очень плохих.
- Иными словами, у вас нет ни причины, ни желания быть ему приятным?
- Ни малейшего, ваше преосвященство, скорее, наоборот.
- И если несчастье неизбежно должно произойти с кемнибудь, вы бы предпочли, чтобы это был он, и никто иной?
- Совершенно верно, ваше преосвященство.
- Тогда, аббат, в точности исполняйте все мои указания, и вы будете отмщены.
- А-а, теперь я все понял! - воскликнул аббат, порозовев от удовольствия.
- Тихо, сударь! Мне это знать ни к чему.
- Через неделю, ваше преосвященство, ждите вестей... Куда писать?
- В Рим, на виа Умильта.
- Спасибо, ваше преосвященство, помогай вам Господь в вашем путешествии!
- Благодарю вас, господин аббат. Если пожелание и смелое, то намерение доброе.
Аббат поклонился и вышел через потайную дверь, которую перед ним отворил прелат.
Вернувшись в гостиную, монсеньор Колетти застал там маркизу де Латурнель.
Старая святоша пришла попрощаться со своим духовником.
Тот покончил в Париже со всеми делами и стремился уехать как можно скорее, а потому хотел избежать душещипательной сцены, которую ему собиралась устроить старая маркиза. Он раскрыл было рот, чтобы выразить пожелание или, скорее, представить это как настоятельную необходимость: собраться с мыслями перед опасным путешествием в Китай. Вдруг выездной лакей маркизы поспешно вошел в гостиную и доложил: с г-жой де Ламот-Гудан случился нервный припадок такой силы, что подумали было даже, как бы она не умерла во время приступа.
Его преосвященство пошел красными пятнами, когда услышал эту новость.
- Маркиза! - проговорил он. - Слышите? Нельзя терять ни минуты.
- Я бегу к невестке! - воскликнула маркиза и подскочила в кресле.
- Ошибаетесь! - остановил он ее. - Бежать нужно не к госпоже де Ламот-Гудан.
- Куда же, монсеньор?
- К аббату Букмону.
- Вы правы, ваше преосвященство. Ее душа еще более уязвима, чем ее тело. Прощайте, достойный друг. Храни вас Бог в вашем долгом путешествии через океан.
- Я пересеку его в молитвах о вас и ваших родных, маркиза, - отозвался прелат, сложив руки на груди.
Маркиза укатила в своей карете. Спустя четверть часа коляска, запряженная тройкой почтовых лошадей, увозила его преосвященство Колетти в Рим.
XX
Глава, в которой Аббат Букмон принимается за старое
Действительно, через несколько минут после отъезда маркизы де Латурнель и достойного аббата Букмона с супругой маршала де Ламот-Тудана случился настолько сильный припадок, что бывшая при ней камеристка огласила особняк истошным криком: 'Мадам умирает!'
Старый врач маршала, которого княгиня упорно отказывалась принять, прибежал на зов Грушки и по тревожным симптомам определил, что это предсмертный приступ и что княгине осталось жить не больше суток.
Маршал прибыл в то время, как врач выходил из апартаментов черкешенки. Увидев мрачное лицо доктора, г-н де ЛамотГудан все понял.
- Княгиня в опасности? - спросил он.
Доктор грустно кивнул.
- Ее нельзя спасти? - продолжал маршал.
- Невозможно, - отвечал доктор.
- Из-за чего она, по-вашему, умирает?
- Тоска...
Маршал внезапно помрачнел.
- Вы полагаете, доктор, что я лично мог причинить княгине боль? печально вымолвил маршал.
- Нет, - покачал головой врач.
- Вы знаете ее уже двадцать лет, - продолжал маршал де Ламот-Гудан. Вы, как и я, наблюдали за тем, что ее сиятельство находилась непрестанно в состоянии, так сказать, летаргии. Когда я вас об этом спросил, вы привели мне тысячу похожих примеров, и я решил, что, как вы мне и говорили, эта дремота, в которую впадала княгиня по любому поводу, являлась результатом ее слабой конституции. Но в этот час вы объясняете ее смерть тоской. Объясните же, друг мой, вашу мысль, и если вы сделали по этому поводу какое-нибудь замечание, не оставляйте меня в неведении.
- Маршал! - сказал врач. - Я не заметил ничего, что в отдельности и наверняка могло бы подтвердить это мнение. Но, судя по всем этим отдельным фактам, для меня ясно, что только тоской объясняется смертельная болезнь госпожи де ЛамотГудан.
- Это мнение светского человека или философа, доктор.
Я же прошу вас дать научное объяснение, представить мнение врача.
- Господин маршал! Настоящий врач - философ, который изучает тело лишь для того, чтобы лучше узнать душу. За госпожой де Ламот-Тудан я наблюдал старательно, хотя это было и непросто. Но результат сомнений не вызывает, маршал.
Это так же верно, как то, что мы сейчас стоим друг против друга.
И я утверждаю, насколько может утверждать человек на основании общих фактов, что госпожу де Ламот-Тудан сводит в могилу неизбывная и страшная тоска.
- Ваш ответ меня вполне удовлетворил, друг мой, - взволнованно проговорил маршал, протягивая старому доктору руки. - И если я вас спрашивал, то не столько для того, чтобы знать ваше мнение, как ради того, чтобы укрепиться в собственном. Еще двадцать лет назад, друг мой, эта мысль пришла мне в голову. И если я ею не поделился ни с кем, даже с вами, человеком, которому я доверяю безгранично, то вот почему:
я подумал, что страдание женщины, которую любит муж, объясняется только одним: она согрешила!
- Маршал! - перебил его доктор и покраснел. - Поверьте, мне ни на минуту не приходила в голову эта мысль!
- Я в этом уверен, друг мой, - сказал маршал, крепко пожимая руки доктору. - Теперь прощайте! Не будет ли у вас какого-нибудь специального предписания, распоряжения относительно здоровья княгини?
- Нет, маршал, - отвечал врач. - Ее сиятельство отойдет без болей, тихо: жизнь угасает в ней, словно свеча. Она просто закроет глаза, и смерть ее будет похожа на сон.
Маршал де Ламот-Тудан печально наклонил голову и еще раз на прощание пожал доктору руку. Тот удалился.
Спустя минуту маршал вошел в спальню княгини. Та лежала на белых простынях - белолицая, беловолосая, в белых одеждах, и была похожа на мертвую невесту. Не хватало только священника, свечей и серебряной чаши со святой водой.
Маршал де Ламот-Гудан не смог сдержать дрожи. Он не раз сталкивался со смертью на войне, и вид ее был ему не в диковинку. Но ему, отважному воину, было непонятно, как можно безропотно ее принимать, не защищаясь и не пытаясь ее победить.
Эта тихая смерть, без сопротивления, без какого бы то ни было возмущения вызывала в нем удивление.
