опасность, он не забывал о собственном педантизме.
- Так ты напал на след? - спросила жена Габриэля.
- Совершенно точно, - отвечал безупречный Жибасье, доставая из секретера банковские билеты и золотые монеты.
- Ты берешь деньги! - удивилась Элиза. - Уезжаешь?
- Как видишь.
- Далеко? Очень?
- На край света, очевидно.
- Надолго?
- Навсегда, если возможно, - отозвался Жибасье, доставая из другого ящика пару пистолетов, патроны и кинжал; все это он рассовал по карманам своего редингота.
- Твоя жизнь в опасности? - спросила Элиза, все более удивляясь при виде его приготовлений.
- Больше чем в опасности! - ответил каторжник, нахлобучивая шляпу.
- Ты же не собирался уезжать, когда я сюда вошла, - заметила жена Габриэля.
- Нет. Однако арест твоего мужа меня встревожил.
- Думаешь, он арестован?
- Не думаю, а уверен. А потому, любовь моя, позволь почтительно раскланяться! Советую тебе последовать моему примеру, то есть убраться в надежное место.
С этими словами каторжник обнял Элизу, расцеловал и скатился по лестнице, оставив жену ангела Габриэля в полной растерянности.
Внизу Жибасье прошел мимо консьержкиной комнатушки, не обратив внимания на славную женщину, протягивавшую ему письма и газеты.
Он так стремительно пронесся по коридору, отделявшему его от улицы, что не заметил и фиакра, стоявшего у подъезда, хотя это было редкое явление и для улицы, и для дома, где жил Жибасье.
Не увидел он и четырех человек, стороживших у двери с обеих сторон, едва его заметив, они схватили несчастного за шиворот и втолкнули в фиакр раньше, чем он успел ступить на мостовую.
Одним из этих четверых был суровый Голубок, а за руки его держал тот самый невысокий смуглый господин с усиками, которого он смутно узнал по описанию Элизы: именно он подрезал крылышки ангелу Габриэлю.
Через десять минут карета подъехала к префектуре полиции.
Проведя полтора часа в тюрьме предварительного заключения, где Жибасье встретился со своими коллегами и друзьями Костылем, Карманьолем, Овсюгом и Мотыльком, он, как мы сказали, ровно в полдень вошел в кабинет г-на Жакаля.
Читатели понимают, что, достаточно наслушавшись от товарищей об арестах, прокатившихся накануне, Жибасье имел жалкий вид.
- Жибасье! - невесело проговорил г-н Жакаль. - Поверьте, я очень сожалею, будучи вынужден на некоторое время держать вас в тени. Блеск больших городов несколько повредил ваш рассудок, мой добрый друг, и когда вы остановили почтовую карету с англичанином и его супругой между Немуром и ШатоЛандоном, вы совершенно не подумали о том, что можете поссорить английский двор с французским. Иными словами, вы недооценили свободу, которую я вам так щедро предоставил.
- Господин Жакаль! - перебил его Жибасье. - Поверьте, когда я останавливал почтовую карету, в мои намерения не входило обижать этих островитян.
- Что мне в вас нравится, Жибасье, так это то, что вы не боитесь высказывать свое мнение. Другой на вашем месте, Мотылек или Костыль к примеру, стали бы отнекиваться, прикидываться овечками, если заговорить с ними о почтовой карете, остановленной ими ночью между Немуром и Шато-Ландоном.
Вы же с ходу говорите правду. Карета была остановлена - кем?
'Мною, Жибасье! Говорю же: мною, и точка!' Избыточная откровенность вот ваше основное качество, и я поистине рад отметить это. К несчастью, мой добрый друг, даже самая безудержная откровенность не заменит всех требуемых качеств, чтобы сделать из вас мудреца, и я с большим сожалением вынужден вам сказать, что в деле с почтовой каретой вам не хватило мудрости. Какого черта! Разве человек вашего ума станет нападать на англичан?
- Я принял их за эльзасцев, - возразил Жибасье.
- Это смягчающее обстоятельство, хотя Костыль - эльзасец и с его стороны было бы дурным тоном грабить земляка. Итак, мы имеем дело с отсутствием патриотизма и вкуса.
Вот почему я подумал, что немного побыть в тени вам не повредит.
- Значит, вы просто-напросто отправляете меня на каторгу! - растерялся Жибасье.
- Да, просто-напросто, как вы изволили заметить.
- В Рошфор, Брест или Тулон?
- На ваш выбор, дружище. Как видите, я обхожусь с вами по-отечески.
- И надолго?
- Тоже на ваше усмотрение. Только ведите себя хорошо. Вы слишком мне дороги, и я непременно призову вас к себе, как только представится удобный случай.
- Я снова буду с кем-нибудь скован одной цепью?
- И это как пожелаете. Видите, я покладист.
- Ладно, - смирился Жибасье, видя, что ничего другого ему не остается, - пусть будет Тулон, и без напарника.
- Увы! - вздохнул г-н Жакаль. - Еще одно из ваших бесценных качеств уходит в небытие. Я говорю о благодарности или о дружбе, как вам больше нравится. Неужели ваше сердце не разорвется, когда вы увидите, что ваш брат по каторге скован цепью с кем-то другим - не с вами?!
- Что вы хотите этим сказать? - спросил каторжник, не понимая, на что г-н Жакаль намекает.
- Возможно ли, неблагодарный Жибасье! Разве вы забыли об ангеле Габриэле, если всего сутки назад держали факел его Гименея?
- Я не ошибся, - пробормотал Жибасье.
- Вы ошибаетесь редко, дорогой друг, в этом тоже необходимо отдать вам справедливость.
- Я был уверен, что его арестовали по вашему приказу.
- Да, правильно, по моему приказу, проницательный Жибасье. А знаете ли вы, зачем я приказал его арестовать?
- Нет, - искренне признался каторжник.
- За мелкий грешок, непохожий на другие, однако требующий небольшого наказания, чтобы научить его хорошим манерам. Поверите ли, пока кюре Сен-Жак-дю-О-Па его венчал и давал поцеловать свой дискос, он украл у достойного священника платок и табакерку? Более чем легкомысленное поведение! Кюре не захотел устраивать в церкви скандал и спокойно завершил церемонию, а спустя полчаса подал мне жалобу. Вот и верьте в добродетель нынешних ангелов! Вот, Жибасье, почему я считаю вас неблагодарным: вы не умоляете меня сковать вас одной цепью с этим юным вертопрахом, а ведь вы могли бы довершить его воспитание.
- Раз дело обстоит таким образом, - сказал Жибасье, - я забираю свои слова назад. Пусть будет Тулон и только парное заключение!
- В добрый час! Наконец-то я узнаю своего любимого Жибасье! Ах, какой бы человек из вас вышел, пройди вы другую школу. Но вас с детства травили классической литературой, и вы незнакомы с элементарными понятиями современной школы. Вот что вас сгубило. Однако не стоит терять надежды: эта беда поправима. Вы молоды, можете учиться. Знаете, когда вы входили, я как раз размышлял о создании огромной библиотеки для всех обездоленных вроде вас. А пока я вот о чем думаю: что если вместо общей цепи я попрошу расковать вас с ангелом Габриэлем? С самого вашего прибытия на каторгу я назначу вас обоих на должность самую почетную, доходную: будете писцами, а? Ну не приятное ли поручение:
писать письма за своих неграмотных товарищей и оказаться, таким образом, их доверенным лицом, которому известны все самые сокровенные тайны, их советчиком и помощником? Что вы на это скажете?
- Вы слишком милостивы ко мне! - полунасмешливо-полусерьезно отозвался каторжник.
- Вы этого заслуживаете, - подчеркнуто вежливо заметил г-н Жакаль. Ну, договорились: вы оба можете
