Господин Жакаль не преминул все это заметить и не ошибся относительно причин, вызвавших бессонницу каторжника.
Ведь после праздничного ужина бывают танцы, а после танцев - пунш, после пунша наступает оргия, а она неведомо до чего может довести.
Жибасье аккуратно исполнил этот утомительный переход из зала ресторана в спальню с оргией.
Но ни вино, ни пунш, ни оргия были не в силах свалить такого сильного человека, как Жибасье. И г-н Жакаль, вероятно, увидел бы на следующий день его привычно безмятежную физиономию, если бы не маленькая неприятность, ожидавшая Жибасье при пробуждении: она-то и заставила каторжника растеряться и побледнеть. И читатель скоро с нами согласится, что было от чего и растеряться, и побледнеть.
Произошло следующее.
В восемь часов утра Жибасье разбудил громкий стук в дверь.
Он крикнул, не вставая с кровати:
- Кто там?
Женский голос ответил:
- Я!
Узнав голос, Жибасье отпер дверь и сейчас же снова нырнул в постель.
Судите сами о его изумлении, когда он увидел у себя бледную, встрепанную, разгневанную женщину лет тридцати; это была не кто иная, как новобрачная, жена ангела Габриэля, старая подружка Жибасье, как он сказал г-ну Жакалю.
- Что случилось, Элиза? - спросил он, как только она вошла.
- У меня украли Габриэля! - сказала женщина.
- Как - украли? - не понял каторжник. - Кто?
- Понятия не имею.
- Когда это случилось?
- Тоже не знаю.
- Ну-ка, дорогая, - проговорил Жибасье, протирая глаза, дабы убедиться, что он не спит. - Уж не приснилось ли мне, что вы здесь и что ангела Габриэля украли? Что это значит? Как все произошло?
- А вот как, - отвечала Элиза. - Мы вышли из 'Синих часов' и направились к дому, так?
- Хотелось бы верить, что именно так все и было.
- Молодой человек, приятель Габриэля, и еще один, незнакомец, очень, кстати, прилично одетый, провожали нас до самого дома. В ту минуту, как я приготовилась постучать, друг Габриэля сказал ему:
'Мне нужно уехать завтра рано утром, я не успею с вами увидеться, а мне необходимо сообщить вам нечто весьма важное'.
'Хорошо, - сказал Габриэль. - Если дело срочное, говорите сейчас'.
'Это тайна', - шепнул приятель.
'Пустое! - заметил Габриэль. - Элиза поднимется к себе, и вы мне обо всем расскажете'.
Я поднялась в спальню... Я так устала, что уснула замертво Утром просыпаюсь, зову Габриэля, он не отвечает. Я спускаюсь к консьержке и расспрашиваю ее. Она понятия не имеет: он не возвращался!
- Брачная ночь!.. - нахмурился Жибасье.
- Я тоже так подумала, - призналась Элиза. - Если бы не брачная ночь, это еще можно было бы как-то объяснить.
- Все понятно, - заметил каторжник, большой мастер объяснять самые невероятные вещи.
- Я побежала в 'Синие часы' и в кабаре, где он обычно бывает, хотела что-нибудь разузнать, но ничего ни от кого не добилась и пришла к тебе.
- Обращение на 'ты', пожалуй, несколько вольно, - заметил Жибасье, особенно на другой день после брачной ночи.
- Да говорю тебе: брачной ночи не было!
- Это, конечно, верно, - подтвердил каторжник, который с этой минуты начал рассматривать свою старую подружку как новую. - И ты не запомнила ничего подозрительного? - продолжал он после осмотра.
- Что я должна была запомнить?
- Все, черт побери!
- Этого слишком много, - наивно возразила Элиза.
- Скажи мне прежде, как зовут того, кто вас провожал?
- Я не знаю его имени.
- Опиши его.
- Невысокий, смуглый, с усиками.
- Это не описание: половина мужчин невысокие, смуглые и носят усы.
- Я хочу сказать: он похож на южанина.
- Какого южанина: с юга Марселя или с юга Тулона? Юг бывает разный.
- Этого не скажу, он был во фраке.
- Где Габриэль с ним познакомился?
- Кажется, в Германии. Они выехали вместе из Майнца, где обедали в одной харчевне, а потом из Франкфурта, где поделили расходы пополам.
- Какое у них могло быть общее дело?
- Не знаю.
- Не много же тебе известно, дорогая. Из того, что ты мне сообщила, ничто не может нас направить по верному следу.
- Что же делать?
- Дай подумать.
- Ты не считаешь, что он способен провести ночь гденибудь на стороне?
- Напротив, дорогая, это мое внутреннее убеждение. Учитывая то обстоятельство, что он не провел ночь у тебя, он непременно должен был переночевать где-нибудь еще.
- О, когда я слышу 'где-нибудь еще', мне мерещатся его бывшие любовницы.
- На этот счет позволь тебя разубедить. Прежде всего, это было бы подло, затем - глупо. А Габриэль не подлец и не дурак.
- Это верно, - вздохнула Элиза. - Что же делать?
- Я же сказал, что подумаю.
Каторжник скрестил руки, нахмурился и, вместо того чтобы посмотреть на свою бывшую подружку, как делал до сих пор, закрыл глаза и, так сказать, заглянул в собственную душу.
Тем временем Элиза вертела пальцами и оглядывала спальню Жибасье.
Ей показалось, что размышления Жибасье продолжаются слишком долго и в конце концов он заснул.
- Эй, эй, друг Жиба! - сказала она, встала и подергала его за рукав.
- Что?
- Ты спать вздумал?
- Говорю же тебе: я думаю! - недовольно проворчал Жибасье. Он не спал, а слово в слово повторял про себя разговор с г-ном Жакалем и начинал подозревать, вспомнив последние его слова: 'Где вы ужинаете?' - что начальник тайной полиции приложил руку к исчезновению ангела Габриэля.
Как только у него мелькнула эта мысль, он, не стесняясь, спрыгнул с постели и торопливо натянул штаны.
- Что это ты делаешь? - удивилась Элиза, явившаяся к каторжнику не столько за новостями, сколько, может быть, за утешениями.
- Как видишь, одеваюсь, - отозвался Жибасье, торопливо натягивая на себя вещи одну за другой, словно за ним гонятся или в доме пожар.
В две минуты он был одет с головы до ног.
- Да что с тобой? - спросила Элиза. - Ты чего-нибудь испугался?
- Я всего боюсь, дорогая Элиза! - торжественно произнес каторжник; несмотря на грозившую ему
