сыграть в каторгу?
- Вы удачно выбрали словцо, изобретательный Карманьоль. Именно поиграть в каторгу Но вначале я назову ставку.
Вы сирота?
- С рождения.
- У вас нет ни друзей, ни семьи, ни родины? Что же, я дам вам и родину, и семью, и друзей.
- Скажите напрямик, - твердо проговорил марселец. - Вы хотите послать меня в Рошфор, Брест или Тулон?
- Выбор я предоставляю вам: скажите, что вам больше нравится. Но поймите, умница Карманьоль: я отправляю вас в такую даль не за ваши грехи, а чтобы с пользой употребить ваше старание, а также верность.
- Не понимаю, - признался провансец, не улавливая, куда клонит г-н Жакаль.
- Сейчас объясню понятнее, горячая вы голова Карманьоль. Вы, разумеется, знаете, как тщательно охрана следит за господами каторжниками в Бресте или Тулоне, Это надежный способ сохранить порядок в исправительных заведениях такого рода.
- Понимаю, - слегка нахмурившись, кивнул марселец. - Из шпика вы решили превратить меня в 'наседку'?
- Это ваши собственные слова, прозорливый Карманьоль.
- Я думаю, - погрустнел провансец, - вы слышали, как жестоко мстят заключенные 'стукачам'.
- Знаю, - подтвердил г-н Жакаль, - если эти 'стукачи' - ослы. Договоримся так: не будьте ослом, станьте лисом.
- А сколько времени может занять это чрезвычайное поручение? - жалобно спросил Карманьоль.
- Сколько необходимо для того, чтобы заглушить шум, поднявшийся с некоторых пор вокруг вашего имени. Поверьте:
долго я без вас не протяну.
Карманьоль опустил голову и задумался. Помолчав, он спросил:
- Вы по-настоящему предлагаете? Всерьез?
- Как нельзя серьезнее, мой добрый друг, и я вам это докажу.
Господин Жакаль в другой раз нажал на кнопку. И опять появился Голубок.
- Проводите этого господина, - приказал г-н Жакаль полицейскому, указав на Карманьоля, - куда я вам сказал и со всеми положенными знаками внимания.
- Да ведь Голубок отведет меня в тюрьму! - вскричал несчастный Карманьоль.
- Несомненно. Ну и что? - бросил г-н Жакаль, скрестив руки и строго посмотрев пленнику в глаза.
- Ах, простите, - извинился провансец, поняв значение этого взгляда. Я думал, вы шутите.
Он повернулся к Голубку как человек, уверенный в том, что очень скоро улизнет с каторги, и сказал:
- Ведите меня!
- Этот Карманьоль слишком игрив для своего положения, - пробормотал г-н Жакаль, презрительно наблюдая за тем, как уходит марселец.
В третий раз нажав на кнопку звонка на камине, он снова сел в кресло.
Вошел секретарь и доложил о Мотыльке и Костыле, ожидавших своей очереди.
- Кто из них проявляет больше нетерпения? - спросил г-н Жакаль.
- Им обоим не терпится сюда войти, - отвечал секретарь.
- Тогда введите обоих.
Секретарь вышел и спустя несколько мгновений вернулся вместе с Мотыльком и Костылем.
Костыль был великаном, Мотылек - карликом.
Мотылек отличался тщедушием и неопытностью; а коренастого Костыля украшали огромные усы.
Разницу между ними подчеркивало то, что Костыль был меланхоличен, как Овсюг, а Мотылек - так же жизнерадостен, как Карманьоль.
Поспешим сказать, что Костыль был эльзасец, а Мотылек - родом из Жиронды.
Первый поклонился г-ну Жакалю, согнувшись пополам, второй, скорее, проделал акробатический трюк.
Господин Жакаль едва заметно улыбнулся, взглянув на этот дуб и этот кустик.
- Костыль, - заговорил он, - и вы, Мотылек, отвечайте:
что вы делали в памятную ночь с девятнадцатого на двадцатое ноября прошлого года?
- Я, - отвечал Костыль, - перетащил с улицы Сен-Дени столько повозок, камней, балок, что меня даже похвалили.
- Хорошо, - промолвил г-н Жакаль. - А вы, Мотылек?
- Я, - с вызовом сказал Мотылек, - перебил, как вы и приказали, ваше превосходительство, почти все окна на этой улице - Дальше, Костыль? продолжал г-н Жакаль.
- Дальше я с помощью нескольких верных друзей построил все баррикады в квартале Рынка.
- А вы, Мотылек?
- Я, - отвечал тот, к кому он обращался, - хлопал перед носом у проходивших мимо буржуа петардами, которыми меня снабдили вы, ваше превосходительство.
- И все? - удивился г-н Жакаль.
- Я крикнул: 'Долой кабинет министров!' - сказал Костыль.
- А я: 'Долой иезуитов!' - прибавил Мотылек.
- Что же потом?
- Мы преспокойно ушли, - сказал Костыль и посмотрел на своего друга.
- Как мирные буржуа, - подтвердил Мотылек.
- Итак, - подхватил г-н Жакаль, обращаясь к обоим разом, - вы не помните, что совершили нечто выходящее за рамки полученного от меня приказа?
- Абсолютно ничего, - возразил великан.
- Ничего абсолютно, - повторил карлик, - посмотрев, в свою очередь, на товарища.
- Ладно, я освежу вашу память, - проговорил г-н Жакаль и придвинул к себе толстую папку.
Он вынул из нее двойной листок бумаги и положил его перед собой на стол, торопливо пробежав глазами.
- Из этого доклада, вложенного в ваше личное дело, следует, что вы, во-первых, в ночь с девятнадцатого на двадцатое ноября под видом того, что помогаете женщине, которой стало плохо, обчистили лавочку ювелира с улицы Сен-Дени.
- Ох! - ужаснулся Костыль.
- Ох! - возмутился Мотылек.
- Во-вторых, - продолжал г-н Жакаль, - в ночь с двадцатого на двадцать первое ноября вы оба при помощи отмычек, а также Барбетты, сожительницы господина Овсюга, вашего собрата, проникли к меняле с той же улицы и украли сардинских луидоров, баварских флоринов, прусских талеров, как и английских гиней, испанских дублонов и французских банковских билетов на сумму в шестьдесят три тысячи семьсот один франк и десять сантимов, не учитывая курса.
- Это оговор, - заметил Костыль.
- Наглая ложь! - прибавил Мотылек.
- В-третьих, - продолжал г-н Жакаль, словно не замечая возмущения пленников, - в ночь с двадцать первого на двадцать второе ноября вы вместе со своим другом Жибасье совершили вооруженное нападение между Немуром и Шато-Ландоном на почтовую карету, в которой ехали один англичанин и его леди.
Приставив пистолет к горлу форейтора и вестового, вы ограбили карету, а в ней было двадцать семь тысяч франков! И уж только так, для памяти, скажу о цепочке и часах англичанина, а также о кольцах и безделушках англичанки.
- Это беззаконие! - вскричал эльзасец.
- Как есть беззаконие! - поддержал уроженец Бордо.
- Наконец, в-четвертых, - уверенно продолжал г-н Жакаль, - чтобы больше не останавливаться на разнообразных ваших проказах с той ночи вплоть до тридцать первого декабря, вы, верно, для того, чтобы
