свидетелем.
- Замолчите, Бартелеми, - ласково проговорил Сальватор. - Хоть Фифина так и говорит, в глубине души она вас любит.
Строго взглянув на молодую женщину, словно змеелов на гадюку, он прибавил:
- Должна вас любить, во всяком случае. Что бы она ни говорила, вы все-таки отец ее ребенка.
Женщина съежилась под угрожающим взглядом Сальватора и ласково, как ни в чем не бывало молвила:
- Конечно, я его люблю, хотя он бьет меня смертным боем... Как я, по-вашему, могу быть ласковой с мужчиной, который грозит да ругается?
Жана Бычье Сердце тронули слова возлюбленной.
- Права ты, Фифина, - со слезами на глазах признал он, - я скотина, дикарь, турок! Но это выше моих сил, Фифина, ничего не могу с собой поделать!.. Когда ты говоришь мне об этом бандите Фафиу, когда грозишь отнять мою девочку и бросить меня, я теряю голову и помню только одно: что могу свалить кулаком быка. Тогда я поднимаю руку и говорю: 'Кто хочет отведать? Подходите!'... Прости, Фифиночка! Ты же знаешь, что я так себя веду, потому что обожаю тебя!.. И потом, что такое два-три удара в жизни женщины?
Мы не знаем, сочла ли мадемуазель Фифина этот довод убедительным, но повела себя именно так: она величаво протянула Бартелеми Лелонгу ручку, и тот стремительно поднес ее к губам, словно собирался съесть.
- Ну и хорошо! - молвил Сальватор. - А теперь, когда мир восстановлен, поговорим о другом.
- Да, - кивнула мадемуазель Фифина, ее наигранный гнев окончательно улегся, тогда как Жан Бычье Сердце, взволновавшись не на шутку, еще кипел в душе. - Вы поговорите, а я пока схожу за молоком.
Мадемуазель Фифина в самом деле сняла с гвоздя бидон и продолжала елейным голоском, обращаясь к Сальватору:
- Вы выпьете с нами кофе, господин Сальватор?
- Спасибо, мадемуазель, - отвечал Сальватор. - Я уже пил кофе.
Мадемуазель Фифина всплеснула руками, словно хотела сказать: 'Какое несчастье!' - после чего пошла вниз по лестнице, напевая арию из водевиля.
- У нее превосходное сердце, господин Сальватор, - вздохнул Бартелеми, - и я очень сержусь на себя за то, что не могу сделать ее счастливой! Но в жизни так бывает: или вы ревнивы, или нет. Я ревнив как тигр, но в том не моя вина.
Силач тяжело вздохнул, мысленно он упрекал себя и боготворил мадемуазель Фифину.
Сальватор наблюдал за ним с восхищением, смешанным с горечью.
- Теперь, - сказал он, - поговорим с глазу на глаз, Бартелеми Лелонг.
- Я весь к вашим услугам, господин Сальватор, телом и душой, - отвечал плотник.
- Знаю, знаю, дружище. Если вы перенесете на своих товарищей немного дружеских чувств и в особенности снисходительности, которую питаете ко мне, то мне от этого хуже не станет, а вот другим будет гораздо лучше.
- Ах, господин Сальватор, вы не можете сказать мне больше, чем я сам.
- Хорошо, вы все это себе скажете, когда я уйду. А мне нужны вы на сегодняшний вечер.
- Сегодня, завтра, послезавтра! Приказывайте, господин Сальватор.
- Услуга, о которой я вас прошу, Жан Бычье Сердце, может задержать вас вне Парижа., возможно, на двадцать четыре часа... может, на сорок восемь часов... а то и больше.
- На всю неделю! Идет, господин Сальватор?
- Спасибо... На стройке сейчас много работы?
- На сегодня и завтра - порядочно.
- В таком случае, Бартелеми, я забираю свои слова назад.
Я не хочу, чтобы вы потеряли дневной заработок и подвели хозяина.
- А я не потеряю заработок, господин Сальватор.
- Как это?
- Я сделаю всю работу сегодня.
- Наверное, это непросто.
- Непросто? Да что вы, ерунда!
- Как можно за один день сделать то, что намечено на два?
- Хозяин предложил мне заплатить вчетверо больше, если я выполню работу за двоих, потому что, скажу без ложной скромности, работать я умею... Ну и вот... Сегодня я буду работать за двоих, а заплатят мне как обычно, зато я буду полезен человеку, ради которого готов броситься в огонь. Вот!
- Спасибо, Бартелеми, я согласен.
- Что нужно делать?
- Вы поедете нынче вечером в Шатийон.
- А там?..
- Харчевня 'Божья милость'.
- Знаю. В котором часу?
- В девять.
- Я непременно буду, господин Сальватор.
- Подождите меня... только не пейте!
- Ни глотка, господин Сальватор.
- Обещаете?
- Клянусь!
Плотник поднял руку, словно клялся в суде, даже, может быть, еще торжественнее.
Сальватор продолжал:
- Возьмите с собой Туссена Бунтовщика, если он сегодня свободен.
- Хорошо, господин Сальватор.
- Тогда прощайте! До вечера!
- До вечера, господин Сальватор.
- Вы точно не хотите выпить с нами кофе? - спросила Фифина, появляясь в дверях с горшочком сливок в руках.
- Спасибо, мадемуазель, - отказался Сальватор.
Молодой человек направился к выходу, а мадемуазель Фифина тем временем подошла к плотнику и, поглаживая ему подбородок, который совсем недавно она едва не лишила растительности, проворковала:
- Выпейте кофейку, дорогой! Поцелуйте свою Фифиночку и не сердитесь!
Жан Бычье Сердце заблеял от счастья и, едва не задушив Фифину в объятиях, выбежал за Сальватором на лестницу.
- Ах, господин Сальватор! - вскричал он. - Вы совершенно правы: я грубиян и не стою такой женщины!
Не говоря ни слова, Сальватор пожал мозолистую руку славного плотника, кивнул ему и пошел вниз.
Четверть часа спустя он уже стучал в дверь Жюстена.
Отворила ему сестрица Целеста: она подметала классную комнату, а Жюстен стоял у окна и очинял ученикам перья.
- Здравствуйте, сестрица, - весело приветствовал тщедушную девушку Сальватор и протянул ей руку.
- Здравствуйте, добрый вестник! - улыбнулась в ответ Целеста; она однажды слышала, как мать назвала этим именем молодого человека в память о его появлении в их Ковчеге, куда он всегда с тех пор приносил оливковую ветвь, и продолжала его так называть.
- Тсс! - шепнул Сальватор, приложив палец к губам. - Мне кажется, я принес брату Жюстену добрую весть.
- Как всегда, - кивнула Целеста.
