– Само собой, о тебе; ты по колено в грязи, и в какой грязи! В белой грязи. Это доказывает, что ты наливался где-то в предместьях.
– Ей-богу, ты прав, – сказал Горанфло.
– Нечестивец! И ты называешься монахом монастыря святой Женевьевы! Будь ты еще бечевочник…
– Шико, друг мой, я виноват, я очень виноват, – униженно каялся Горанфло.
– Ты заслужил, чтобы огнь небесный спалил тебя всего до самых сандалий. Берегись, коли так будет и дальше, я тебя брошу.
– Шико, друг мой, – сказал монах, – ты этого не сделаешь.
– И в Лионе найдутся лучники, – О, пощади, мой благородный покровитель! – взмолился монах и не заплакал, а заревел, как бык.
– Фи! Грязная скотина, – продолжал Шико свои увещевания, – и подумать только, какое время ты выбрал для распутства! Тот самый час, когда наш сосед кончается.
– Это верно, – сказал Горанфло с глубоко сокрушенным видом.
– Подумай, христианин ты или нет?
– Да, я христианин! – завопил Горанфло, поднимаясь на ноги. – Да, я христианин! Клянусь кишками папы! Я им являюсь; я это провозглашу, даже если меня будут поджаривать на решетке, как святого Лаврентия.
И, протянув руку, будто для клятвы, он заорал так громко, что в окнах зазвенели стекла:
– Хватит, – сказал Шико, рукой зажимая монаху рот, – если ты христианин, не дай твоему брату христианину умереть без покаяния.
– Это верно, где он, мой брат христианин? Я его исповедую, – сказал Горанфло, – только сначала я выпью, ибо меня мучит жажда.
Шико передал Горанфло полный воды кувшин, который тот опорожнил почти до самого дна.
– Ах, сын мой, – сказал он, ставя кувшин на стол, – глаза мои проясняются.
– Вот это хорошо, – ответил Шико, решив воспользоваться этой минутой прояснения.
– Ну а теперь, дорогой друг, – продолжал монах, – кого я должен исповедовать?
– Нашего бедного соседа, он при смерти.
– Пусть ему принесут пинту вина с медом, – посоветовал Горанфло.
– Я не возражаю, однако он более нуждается в утешении духовном, чем в мирских радостях. Это утешение ты ему и принесешь.
– Вы думаете, господин Шико, я к этому достаточно подготовлен? – робко спросил монах.
– Ты! Да я никогда еще не видел тебя столь исполненным благодати, как сейчас. Ты его быстрехонько вернешь к истинной вере, если он заблуждался, и пошлешь прямехонько в рай, если он ищет туда дорогу, – Бегу к нему.
– Постой, сперва выслушай мои указания.
– Зачем? Я уже двадцать лет монашествую и уж наверное знаю свои обязанности.
