– Какие бумаги? – закричал больной, да так громко, словно совсем здоровый человек.
– Бумаги, которые тот, кого вы называете священником, привез вам из Авиньона.
– А кто вам сказал, что тот человек привез мне бумаги? – спросил адвокат, высовывая одну ногу из- под одеяла. Его голос прозвучал неожиданно резко, и это вывело Горанфло из привычного состояния благостной полудремоты, в которое он начал было погружаться, сидя в своем кресле.
Монах подумал, что настало время применить силу.
– Тот, кто мне это сказал, знал, что говорил! – прикрикнул он на больного. – Давай бумаги, бумаги давай, или не будет тебе отпущения!
– Плевал я на твое отпущение, каналья! – воскликнул Давид, выскакивая из постели и хватая Горанфло за горло.
– Однако, – забормотал тот, – у вас что, припадок горячки начался? Вы что, не хотите исповедаться? Вы…
Проворные и сильные пальцы адвоката впились в горло монаха и прервали фразу Горанфло; вместо слов послышался свист, очень похожий на хрипение.
– Нет, это я займусь твоими грехами, бесово отродье, – вскричал Николя Давид, – а что до горячки, то увидишь, помешает ли она мне задушить тебя!
Брат Горанфло был силен, но, по несчастью, находился в состоянии похмелья, когда выпитое вино воздействует на нервную систему, парализуя ее. Это расслабляющее воздействие обычно сталкивается с противоположной реакцией, выражающейся в том, что человек после опьянения вновь обретает свои способности.
Поэтому, только собрав все свои силы, монах смог приподняться в кресле и, упершись обеими руками в грудь адвоката, отшвырнуть его от себя, Справедливости ради заметим, что, как бы ни был расслаблен организм брата Горанфло, все же монах отбросил Николя Давида с такой силой, что тот покатился на середину комнаты.
Но тут же яростно вскочил и одним прыжком оказался у стены, где под черной адвокатской мантией висела длинная шпага, замеченная мэтром Бернуйе. Адвокат выхватил шпагу из ножен и приставил острие к горлу монаха, который, будучи истощен своим сверхчеловеческим усилием, снова упал в кресло.
– Пришла твоя очередь исповедоваться, – глухим голосом сказал Николя Давид, – или ты умрешь.
Почувствовав прикосновение холодной стали к горлу, Горанфло разом протрезвел и уяснил себе всю серьезность создавшегося положения.
– О! – сказал он. – Так вы вовсе не больны. Значит, ваша агония – чистое притворство?
– Ты забываешь, что ты должен не спрашивать, а отвечать.
– Отвечать на что?
– На мои вопросы.
– Спрашивайте.
– Кто ты такой?
– Вы сами видите, – сказал Горанфло.
– Это не ответ, – возразил адвокат, чуть сильнее нажимая острием шпаги на горло монаха.
– Какого дьявола! Будьте поосторожней! Ведь если вы меня убьете прежде, чем я вам отвечу, вы вообще ничего не узнаете.
– Ты прав. Как твое имя?
– Брат Горанфло.
– Так ты настоящий монах?
– А какой же еще? Само собой, настоящий.
