– В Париже?
– Да.
– В Лувре?.
– Да.
После этого тройного подтверждения король поднялся из-за стола весь красный и дрожащий. Трудно было разобраться, какие чувства его волнуют.
– Прошу прощения, – обратился он к королеве и, утерев усы, швырнул салфетку на кресло, – но это дела государственные, женщин они не касаются.
– Да, – сказал Шико басом, – это дела государственные.
Королева хотела встать из-за стола, чтобы уйти и не мешать королю.
– Нет, сударыня, – остановил ее Генрих, – не вставайте, пожалуйста, я пройду к себе в кабинет.
– О государь, – сказала королева с той нежной заботой, которую она всегда проявляла к своему неблагодарному супругу, – только не гневайтесь, прошу вас.
– На то божья воля, – ответил Генрих, не замечая лукавого вида, с которым Шико крутил свой ус.
Генрих поспешно направился из комнаты, Шико последовал за ним.
Как только они вышли, Генрих взволнованно спросил:
– Зачем он сюда пожаловал, этот изменник?
– Кто знает! – ответил Шико.
– Я уверен, он явился как представитель штатов Анжу. Он явился как посол моего брата. Обычный путь мятежников: эти бунтовщики ловят в неспокойной, мутной воде всякие блага – подло, но зато выгодно. Поначалу временные и непрочные, эти блага постепенно закрепляются за ними основательно и навеки. Сен-Люк учуял мятеж и использовал его как охранную грамоту, чтобы явиться сюда оскорблять меня.
– Кто знает? – сказал Шико.
Король взглянул на этого лаконичного господина.
– Не исключено также, – сказал Генрих, продолжая идти по галереям неровным шагом, выдававшим его волнение, – не исключено также, что он явился требовать у меня восстановления прав на свои земли, с которых я все это время удерживал доходы. Может быть, это и не совсем законно с моей стороны, ведь он в конце концов не совершил никакого подсудного преступления, а?
– Кто знает? – повторил Шико.
– Ах, – воскликнул Генрих, – что ты все твердишь одно и то же, словно мой попугай, чтоб мне сдохнуть. Ты мне уже надоел с твоим бесконечным «кто знает?».
– Э! Смерть Христова! А ты думаешь, ты очень забавен со своими бесконечными вопросами?
– На вопросы надо хоть что-нибудь отвечать.
– А что ты хочешь, чтобы я тебе отвечал? Не принимаешь ли ты меня случайно за Рок древних греков? За Юпитера, Аполлона или за Манто? Смерть Христова, это ты меня выводишь из терпения своими глупыми предположениями.
– Господин Шико…
– Что, господин Генрих?
– Шико, друг мой, ты видишь, что я страдаю, и грубишь мне.
– Не страдайте, смерть Христова!
– Но ведь все изменяют мне.
