прогулке или увеселительном плавании. Но так было недолго. Уже на следующий день после прихода «Фрама» в гавань его палуба приняла самый будничный вид. Началась погрузка.
Из подвалов Исторического музея длинная череда ящиков с провиантом перекочевывала в просторные трюмы «Фрама»,[28] где их принимал лейтенант Нильсен с тремя помощниками. Прием этот протекал совсем не просто, а, я бы сказал, весьма торжественно. Мало уверенности, что все ящики доставлены на судно; надо точно знать, где какой из них стоит, и проследить за тем, чтобы до каждого было легко добраться. Это нелегкое дело, тем более что надо было помнить и о многочисленных люках нижнего трюма, где стояли баки с керосином, не загромождать их, а то нельзя будет перекачивать горючее в машинное отделение.
Но Нильсен и его помощники блестяще справились со своей задачей. Из многих сотен ящиков ни один не затерялся; и любой из них можно было быстро извлечь на свет божий.
В одно время с продовольствием мы грузили и остальное снаряжение. Каждый участник экспедиции был озабочен тем, чтобы его участок работы был обеспечен лучшим образом. И то им подавай, и это. Сколько ни ломай себе голову наперед, все равно будут возникать новые и новые запросы, пока не подведешь черту, отдав швартовы и выйдя в море, – событие, которое надвигалось все ближе с приходом июня.
Накануне выхода «Фрама» из Кристиании нас почтили визитом король и королева. Мы были предупреждены и попытались навести хоть какой-то порядок на борту. Не знаю уж, насколько мы в этом преуспели. Во всяком случае вся команда с благодарностью будет помнить сердечные прощальные слова короля Хокона.
Утром 3 июня «Фрам» покинул Кристианию. Пока целью его плавания был берег Бюндефьорда, где я живу. Здесь нам предстояло погрузить наш зимний дом, он стоял, полностью собранный, у меня в саду. Творцом этого капитального сооружения был наш превосходный плотник и столяр Ерген Стюбберюд. Теперь дом живо разобрали, каждую доску и бревно тщательно переметили. На судне и без того было тесновато, а тут еще надо было погрузить кучу строительных материалов. Бльшую часть этого груза мы сложили под полубаком, остальное – в мастерской.
Наиболее опытные участники экспедиции явно призадумались над назначением этой «наблюдательной будки», как окрестили дом газеты. Что ж, было над чем призадуматься. Обычно под наблюдательным пунктом разумеют относительно простое сооружение, в котором можно укрыться от непогоды и ветра. Наш дом был на диво капитальным: тройные стены, двойной пол и потолок. Меблировка – десять удобных коек, плита и стол, к тому же с новехонькой клеенкой.
– Ну, ладно, я еще могу допустить, что им хочется наблюдать в тепле и с удобствами, – говорил Хельмер Ханссен, – но клеенка на столе, этого я не понимаю.
Шестого июня к вечеру было объявлено, что все готово для отхода. Вечером мы все собрались в саду на скромное прощальное торжество. Я воспользовался случаем пожелать каждому в отдельности удачи, потом мы провозгласили здравицу королю и родине.
И вот мы погрузились в шлюпку. Последним сел помощник начальника экспедиции, он нес с собой… подкову. Он убежден, что старая подкова приносит несметное количество счастья. Возможно, он прав. Так или иначе, подкову надежно приколотили к мачте в кают-компании «Фрама», она и сейчас там висит.
Поднявшись на борт «Фрама», мы немедля приступили к подъему якоря. Застучал мотор, и тяжелая цепь со скрежетом поползла вверх через клюз. Ровно в полночь якорь был поднят, и в ту минуту, когда началось 7 июня, «Фрам» в третий раз направился к выходу из Кристиания-фьорда. Дважды горсточка отважных людей приводила это судно со славой домой после долгого плавания. Суждено ли нам поддержать эту почетную традицию? Понятно, многие из нас думали об этом, пока наше судно скользило в ночи по зеркальной глади фьорда. Выходим 7 июня – мы видели в этом добрый знак, [29] но облачко грусти омрачало нам светлое настроение. Косогоры, леса, фьорд – все так чарующе прекрасно, все так дорого сердцу. Они манили нас к себе, но наш дизель был беспощаден, он грубо разгонял тишину своим рокотом. Маленькая лодка, в которой сидело несколько человек из моих ближайших родственников, все больше отставала от нас. Вот уже только белые платки видно в сумерках… до свидания!
На следующее утро мы ошвартовались во внутренней гавани Хортена. Вскоре к нам подошел невинный с виду лихтер, только груз его был далеко не столь невинен: полтонны пироксилина и ружейных патронов. Не совсем приятная, однако необходимая часть нашего снаряжения. Кроме боеприпасов мы забрали здесь также на борт воду. И, не мешкая, двинулись дальше. Когда мы проходили мимо военных кораблей, команды их были посланы на реи, а оркестр играл гимн. Напоследок нам выдался случай попрощаться еще с одним человеком, которому мы благодарны навек, а именно с помощником директора верфи, капитаном Блумом. Он с неослабным интересом и вниманием руководил ремонтом «Фрама». Капитан Блум прошел мимо нас на своей парусной яхте. Мы приветствовали его громким «ура».
Наш курс, как об этом говорит название главы, лежал на юг; впрочем, не строго на юг. Перед нами стояла еще дополнительная задача – океанографические исследования в Атлантическом океане. А это означало немалый крюк. Исчерпывающее описание этого рейса будет дано в другом месте. Здесь я о нем упоминаю ради связности изложения. После консультации с профессором Нансеном я наметил начать эти работы к югу от Ирландии и идти к западу, насколько позволят время и обстоятельства. Предполагалось на обратном пути продолжить исследования в районе северной оконечности Шотландии. По разным причинам эту программу пришлось потом сильно сократить.
В первые дни после отплытия из Норвегии стояла прекрасная летняя погода. Северное море было тихое, как пруд; качка немногим сильнее, чем когда «Фрам» стоял в Бюндефьорде. Это было тем более кстати, что мы еще не могли похвастаться полной готовностью, когда прошли маяк Фердер и впереди открылся капризный Скагеррак. У нас было слишком мало времени, чтобы как следует разместить и закрепить то, что было погружено в последнюю очередь, и свежий ветер на выходе из фьорда мог бы причинить нам немало хлопот. Теперь же нам удалось со всем управиться; правда, мы трудились день и ночь. Мне говорили, будто в прошлые плавания на «Фраме» морская болезнь была настоящим бичом. А вот мы легко отделались. Почти все участники экспедиции были привычны к морю, а те немногие, у которых не было такой привычки, располагали целой неделей хорошей погоды, чтобы освоиться. Насколько мне известно, у нас не было ни одного случая этой неприятной и грозной болезни.
После Доггер-банки очень кстати подул норд-ост, можно было с помощью парусов несколько увеличить отнюдь не головокружительную скорость, которую развивала наша машина. Перед отплытием я слышал самые противоречивые суждения о достоинствах «Фрама» как парусного судна. Одни говорили, что ветер его вообще не сдвинет с места. Другие не менее горячо утверждали противное: дескать, «Фрам» – настоящий крейсер. Как обычно, истину и тут следовало искать где-то посередине между двумя крайностями. Гоночным наше судно нельзя было назвать, но и неповоротливым тоже. Подгоняемые свежим норд-остом, мы шли к Ла-Маншу со скоростью семи узлов и были вполне довольны. Хорошо бы попутного ветра хватило нам, чтобы войти в пролив у Дувра, а еще лучше, если он нам не изменит и в проливе. Наша машина была слишком слаба, чтобы сражаться с встречным ветром. В таком случае нам пришлось бы прибегнуть к обычному для парусника способу, то есть лавировать. Между тем лавировать в Ла-Манше, с его самым оживленным в мире движением судов, – уже само по себе малоприятное занятие. Для нас же дело усугублялось тем, что намного сократилось бы время, отводимое для океанографических исследований. Однако восточный ветер продолжал дуть с похвальным усердием. В два дня мы прошли Ла- Манш, а через неделю с небольшим после выхода из Норвегии смогли произвести первые океанографические наблюдения в намеченном по плану месте.
До сих пор все шло как нельзя более гладко. Но затем для разнообразия возникли и затруднения. Сперва это проявилось в виде неблагоприятной погоды. В Северной Атлантике уж как зарядит норд-вест, так надолго. Так вышло и теперь. Мы не только не продвигались на запад – нас грозило прибить к ирландским берегам. Правда, до этого не дошло, но мы вскоре оказались вынужденными значительно сократить первоначально намеченный маршрут. Такому решению способствовало и то, что начал капризничать мотор. И механик никак не мог определить, кто виноват: то ли топливо, то ли сама машина. На случай, если понадобится серьезный ремонт, надо было вовремя двинуться домой.
Несмотря на все помехи, мы собрали изрядное количество проб воды и данных о температуре на разных глубинах, после чего, в первых числах июля, взяли курс на Норвегию, собираясь идти в Берген.
