для подкрепления сил после любовной схватки устрицы покоились в колотом льду в погребе, и подоспело ореховое масло к блинчикам, которые обожала миссис Даннер.
Никакого пульса.
Верити выпустила руку Берти и встала, в полном умственном оцепенении. На кухне ее подчиненные трудились, как им было велено. Но остальная домашняя прислуга собралась в гостиной. Мужчины толпились за спиной мистера Прайора, женщины – возле экономки, миссис Бойс… Море черных форменных платьев, пена белоснежных воротничков и фартуков.
В ответ на вопросительный взгляд миссис Бойс Верити покачала головой. Мужчина, который когда-то мог бы стать ее принцем, был теперь мертв. Он привез ее в свой замок, но не задержал там надолго. В конце концов она вернулась на кухню, выбросила осколки разбитых надежд в мусорное ведро и продолжала жить как ни в чем не бывало, словно и не мечтала никогда, что станет хозяйкой этого почтенного дома.
– Полагаю, нам следует телеграфировать его адвокатам, – сказала миссис Бойс. – Они дадут знать его брату, что теперь он – владелец Фэрли- Парк.
Его брату! Потрясенная внезапной кончиной Берти, Верити даже не вспомнила о наследнике. Теперь у нее дрогнуло в груди, словно заливное на блюде, которое с размаху поставили на стол.
Она рассеянно кивнула:
– Если понадоблюсь, я буду на кухне.
В своем экземпляре «Снеди Тайевана», французского повара Гийома Тиреля, там, где был напечатан рецепт золотистой курочки с кнелями, Верити хранила конверт из коричневой бумаги с пометкой «Список поставщиков сыра шестнадцатого округа».
В конверте хранилась вырезка из местной газетенки о победе либералов на выборах после шести лет пребывания в оппозиции. В уголке Верити нацарапала дату – шестнадцатое августа тысяча восемьсот девяносто второго года. В статье была помещена нечеткая фотография, с которой на Вериги смотрел Стюарт Сомерсет.
Она ни разу не осмелилась прикоснуться к его изображению – не дай Бог, запачкается. Иногда она подолгу рассматривала снимок, то поднося почти к самому носу, то положив на колени.
Мужчина на фотографии был потрясающе хорош собой – лицо героя шекспировской пьесы, все из резких линий и острых углов. Живя в сельской глуши, она наблюдала его стремительный взлет – сначала один из известнейших судей Лондона, а теперь, когда либералы снова взяли верх, ответственный представитель мистера Гладстона[2] в палате общин. Неплохо для человека, который провел первые девять лет жизни в трущобах Манчестера.
Разумеется, он добился успеха только благодаря личным достоинствам. Но и она сыграла свою маленькую роль. Верите ушла от него, оставив надежды и мечты, которые могли бы напитать вдохновением целое поколение поэтов, чтобы он смог стать тем, кем и должен был быть – человеком, к чьему лицу на газетной фотографии она не осмеливалась даже прикоснуться.
Глава 2
– Мы знаем друг друга много лет, мисс Бесслер, – сказал Стюарт Сомерсет.
Стены гостиной дома Бесслеров на Ганновер-сквер были когда-то жуткого зеленого цвета. Но мисс Бесслер, приняв бразды правления домом после смерти матери, велела оклеить их обоями элегантного оттенка кармина – цвета почти чувственного, однако достаточно величественного, чтобы принимать здесь гостей вышедшего в отставку министра финансов.
Мисс Бесслер приподняла строго очерченную бровь. В этот вечер она выглядела великолепно. Глаза ярко блестели, щеки розовели, готовые налиться румянцем, а платье цвета берлинской лазури составляло драматичный контраст малиновой обивке кушетки, на которой сидели они со Стюартом, едва не соприкасаясь коленями.
– Мы были друзьями много лет, мистер Сомерсет, – поправила мисс Бесслер Стюарта.
Они познакомились задолго до того, как Бесслер официально дебютировала в свете, когда Стюарт и Бесслеры были приглашены на растянувшийся на неделю прием в Линдхерст-Холл. Стюарт стоял в саду один, курил сигарету, думая об одной особе. А она сбежала из детской, чтобы посмотреть на танцующих в бальном зале, возмущенная, что такой взрослой, умной барышне не разрешили принять участия в веселье.
– Действительно, мы друзья уже многие годы, – согласился Стюарт.
С гордостью и любовью наблюдал он, как прелестная девчушка – хотя ей не исполнилось и пятнадцати, когда она решительно принялась настаивать, что уже не ребенок, – растет и превращается в прелестнейшую молодую женщину.
– Так намного лучше, – заявила мисс Бесслер. – А теперь, прошу вас, поспешите с вопросом, чтобы я могла сообщить вам, что счастлива и польщена предложением стать вашей женой.
Стюарт фыркнул. Как он и предполагал, мистеру Бесслеру не удалось сохранить новость в тайне. Он взял руки девушки в свои:
– В таком случае осчастливьте же меня, согласившись быть моей женой.
– Да, – твердо ответила она. Кажется, мисс Бесслер вздохнула с облегчением, словно до этого момента не вполне была уверена, что Стюарт действительно сделает ей предложение. Она сжала его ладони. – Благодарю вас. Мы оба знаем, что с годами я отнюдь не молодею.
Из-за двенадцатилетней разницы в возрасте для Стюарта она по-прежнему была молодой женщиной. Но к сожалению, она была права. Ей уже исполнилось двадцать пять, восемь сезонов за плечами. Она была намного старше тех девушек, что искали мужей в бальных залах и светских гостиных Лондона.
– Разумеется, это не к тому, чтобы изменить мое решение, потому что я слишком практична и эгоистична, чтобы отказаться от вас, мой дорогой Стюарт, – сказала она, – но я искренне надеюсь, что вы не сделали предложение исключительно из жалости?
– Жалость – последнее, о чем я думал, Лиззи, – улыбнулся Стюарт. – Во всем Лондоне не найти девушки, с которой я охотнее разделил бы жизнь.
Стюарт Сомерсет тянул с выбором супруги, пока не достиг такого возраста, что нынешние дебютантки годились бы ему в дочери. Он не искал семнадцатилетней – ни в качестве спутницы, ни в качестве любовницы. Ему была нужна более зрелая женщина, которая без излишней суеты и волнения сумела бы вести дом члена парламента. Мисс Бесслер происходила из старинного и высокочтимого рода, была дочерью государственного деятеля, показала себя умелой и обходительной хозяйкой. К тому же Лиззи Бесслер была красива. В ней воплотилось все, на что мог надеяться Стюарт, в столь зрелом возрасте выбирая себе жену.
– Не понимаю, отчего вы не удрали к алтарю давным-давно, – продолжал Стюарт. – И в душе побаиваюсь – ведь я прошу вас остановить выбор на немолодом уже человеке сомнительного происхождения…
– Нет. Я лишь жалею, что вы так долго тянули с предложением, – перебила Лиззи. – Она сжала его руку и взглядом искала вторую. – Жаль, мы могли бы пожениться давным-давно.
Слова Лиззи удивили Стюарта. Правда, что когда-то, в начале их знакомства, она была по уши в него влюблена. Но к началу своего первого сезона, сделавшись первой красавицей бальных залов, Лиззи переменила взгляды, твердо решив, что ее честолюбие требует большего, нежели простой адвокат и член парламента.
– В таком случае вы извините мою просьбу, чтобы бракосочетание состоялось до открытия парламента?
Парламент начинал работу в конце января. Мисс Бесслер снова взглянула на жениха с притворной суровостью:
– Уж и не знаю, смогу ли я полностью простить вас за то, что даете мне на подготовку такого важного события, как свадьба, всего два месяца, и за то, что безжалостно лишаете меня свадебного путешествия.
– Заранее извиняюсь за спешку. Когда парламент закроется, мы поедем, куда вы захотите. Что касается приготовлений к свадьбе, я предоставляю, в ваше распоряжение Марсдена.
Лиззи нахмурилась:
– Обязательно участие вашего секретаря?
– Только для того, чтобы у вас время от времени появлялась возможность поспать, помыться и пообедать.
– Но мистер Марсден действует мне на нервы.
Обычно женщины были в восторге от мистера Марсдена. Стюарт поднес к губам руку мисс Бесслер и поцеловал тыльную сторону ладони.
– Позвольте ему вам помочь. Не хочу, чтобы вы загнали себя до смерти.
Она скорчила гримаску, потом притворно вздохнула:
– Хорошо, придется смириться с мистером Марсденом, чтобы вы не опасались за мою жизнь.
Стюарт выпустил ее руки и встал.
– Вероятно, нам следует разыскать вашего батюшку и сообщить, что он вскоре заполучит меня в зятья?
Мисс Бесслер склонила голову набок и театрально захлопала ресницами:
– Вы, кажется, кое-что забыли, сэр!
Она ждала, что он ее поцелует. Стюарт угадал ее желание, опустился рядом с Лиззи на кушетку и привлек ее к себе. Девушка подняла голову и покорно закрыла глаза. Он обнял ладонями ее лицо. Девичьи щеки были гладкими и шелковистыми. Склонившись ближе, Стюарт уловил аромат ландыша – этими духами Лиззи неизменно пользовалась с того дня, как ей исполнилось шестнадцать.
Он почти коснулся губами ее губ. Мгновение поколебавшись, поцеловал в лоб. Как странно, что они обручились! Мужчина средних лет, слишком старый, чтобы искать жену на ярмарке невест, и молодая женщина, которой давным-давно следовало быть замужем.
– Вам пора перестать быть мне братом, – укорила Лиззи Стюарта. – Мы скоро поженимся.
Братом! Скорее уж дядюшкой.
В дверь постучали. Они переглянулись. Стюарт поднялся. Вероятно, мистеру Бесслеру не терпелось услышать радостную новость. Но это был дворецкий
