привезенный из Индии.
Потом его глаза привыкли к темноте. В скудном свете, что сочился в окно, он рассмотрел женский силуэт. Чернильная темнота на фоне прозрачных ночных теней.
Стюарт почти сразу пожалел о собственной галантности. Он вызвал ее только затем, чтобы увидеть в лицо. В его планы вовсе не входило подстегивать любопытство! Он нашарил на столе стакан с виски и залпом осушил его.
В комнате повисло молчание. Пусть. Все равно он не мог придумать, что сказать. Боялся показаться глупым или похотливо-сладострастным.
«Сделай это снова. Позволь мне смотреть. Дай взглянуть на твое лицо, когда дойдешь до вершины!»
– Вы хотели видеть – поговорить со мной, сэр?
Ее голос донесся из самого дальнего угла кабинета – мадам Дюран постаралась держаться от него на почтительном расстоянии. Несомненно, темнота и расстояние были призваны сохранить ее респектабельность. Но Стюарт думал только о манящей тени, залегшей меж ее ног.
– Мой обед, – сказал он, удивляясь холодности собственного голоса. – Говорила ли с вами миссис Аберкромби?
Мадам Дюран ответила не сразу. Неужели, как и он, была поражена темой беседы?
– Обед на восемнадцать персон, на следующей неделе?
– Именно. Вы все поняли?
– Да, сэр.
– Отлично, – сказал Стюарт.
Снова воцарилась тишина. Почему, из каких непристойных соображений, он не решается ее отпустить? Жалкое удовольствие сидеть в темноте в пятнадцати футах от нее, но все же лучше, чем ничего.
Она заговорила первой:
– Желаете взглянуть на меню, сэр?
– Нет, в этом нет необходимости.
– Желаете… – Она осеклась. – Желаете, чтобы я приготовила к ужину что-то особое?
Пальцы Стюарта сжали одно из ее печений, он откусил кусочек. Ощущение было головокружительным. Языческим.
Он представил, как растирает печенье в порошок на ее теле и слизывает крошки с ее кожи.
– Нет. Не хочу обременять вас в свободный вечер, – ответил он.
Не хватало сегодня еще ее ужина. Тогда Стюарт точно сгорит дотла.
Снова молчание. Верити переминалась с ноги на ногу на ковре. Стюарт положил в рот еще один кусочек и ждал, пока печенье растает на языке, растечется божественной сладостью, приводящей его в отчаяние.
– Сэр, могу я… могу я идти?
– Еще один вопрос, и можете идти.
– Да, сэр?
Стюарт хотел спросить, не нужно ли ей послать в Фэрли-Парк за кем-нибудь из своих помощников. Скоро ей потребуется много рабочих рук.
– Скажите, о чем вы думали там, в ванной? – выпалил он. – О чем мечтали?
Стюарт услышал звук, похожий на сдавленный стон. Частые, неглубокие вдохи. Закрыв глаза, Стюарт принял пытку следующим печеньицем, и неземная сладость растеклась по жилам, словно яд.
Вот и пало божество. Тринадцать лет назад он смеялся над Берти, когда тот пал жертвой чар собственной кухарки, а теперь и сам угодил в сети ее магического очарования.
Мадам Дюран что-то произнесла, но Стюарт не расслышал. Что-то вроде «класс».
– Прошу прощения?
– О вас.
– Что?
– Я сказала, что думала о вас, – ответила она. – О вас, сэр. Спокойной ночи.
Сегодня у мистера Марсдена на пальце красовалось серебряное кольцо в виде змеи. Крошечная змейка с изумрудными глазами дважды обвивалась вокруг среднего пальца левой руки.
Лиззи не могла отвести глаз от кольца. Хотелось его потрогать – и заодно руку мистера Марсдена, чтобы увидеть его реакцию в первую долю секунды, прежде чем к нему вернется самообладание.
В последние несколько дней у Лиззи почти не было свободного времени, но, едва улучив минутку, она снова и снова разглядывала рисунки Марсдена и не могла насмотреться. Нет, скорее, ее влекла тайна, наполняющая душу безумным трепетом, когда она смотрела на прихотливые линии и нежные расцветки. Лиззи не могла отделаться от мысли, что он рисовал это для нее, только для нее одной.
Она понимала: это глупое и, возможно, вредное занятие. Понимала, что снова отдалась во власть тщеславию, страстно желая стать объектом обожания хоть для кого-нибудь. Она знала, что Жоржетта никогда не ошибается в том что касается слухов. И все же не могла расстаться с иллюзией.
– О чем вы задумались? – поинтересовался Марсден. Лиззи нехотя отвела взгляд от его кольца и сделала вид, что рассматривает листы бумаги, лежащие на секретере. Двумя днями раньше они беседовали по телефону. Она выразила желание нанять каллиграфа, чтобы писать пригласительные письма, и Марсден сказал, что принесет образцы почерка одного знакомого каллиграфа.
– По- моему, просто превосходно, – ответила она. Лиззи и сама отличалась прекрасным почерком, но этот каллиграф был просто виртуоз. – Это почерк мужчины или женщины?
– Мужчины.
Мужчины, вот как?
– И откуда же вы его знаете?
Марсден стоял возле письменного стола, пока Лиззи изучала образцы почерка. Ее взгляд то и дело отвлекался на его руку, свободно лежащую на краю стола. Запонки Марсдена тоже были серебряные, без украшений, что вообще было ему несвойственно. И Боже правый, она только сей час заметила – его рубашка была не белой, а нежнейшего оттенка зелени.
– Мы живем в одном доме.
– Ваш близкий друг?
– Время от времени мы обмениваемся книгами.
Что ж, вполне подходящий момент поведать Марсдену, что она знает все о его слабостях.
– Только книги? Не связывает ли вас что-то более значительное?
Марсден побарабанил пальцами по столешнице розового дерева. Убрал руки.
– Прошу прощения?
Отлично! Он уже занял оборонительную позицию. Лиззи расправила плечи и подняла голову. Настороженные глаза. Сжатые губы. И кажется, на шее жарко забилась жилка?
– Я знаю, почему вам пришлось покинуть Англию, – заявила она с расстановкой, наслаждаясь своей властью над: Марсденом. – Вам больше не нужно притворяться.
– Простите. Я всегда полагал, что уехал за границу из-за любви к приключениям. Прошу просветить меня относительно истинной причины.
Он был начеку, но особо не нервничал. Лиззи даже на секунду засомневалась, что информация верна. Она встала и посмотрела ему прямо в глаза:
– Разве не потому, что вас застали с профессором из Оксфорда за таким занятием, что и сказать нельзя?
Лиззи чувствовала – ей удалось его шокировать. Оба молчали. Марсден опустил голову:
– Но дело замяли. Откуда вы знаете?
Девушка загадочно улыбнулась – то ли победно, то ли разочарованно:
– Ничто не проходит бесследно. И у меня есть источники.
Склонив набок голову, Марсден рассматривал ее из- под ресниц. Ее сердце жарко забилось. Этот взгляд – само очарование, почти соблазн.
– Вот как?
– Но вам не нужно тревожиться, – продолжала Лиззи, пытаясь вернуть голосу снисходительный тон. – Я ни словом не обмолвлюсь мистеру Сомерсету. Знаю, как важно для него иметь надежных помощников… и как важно для вас зарабатывать средства к существованию.
– Вот спасибо, мисс Бесслер.
Лиззи с удивлением отметила сарказм в его голосе. Ее козыри, кажется, показались Марсдену не столь убедительными.
– Но я ожидаю, что вы будете соблюдать необходимый декорум. Недопустимо, чтобы пострадала репутация мистера Сомерсета.
– Разъясните в таком случае, что подразумевает необходимый декорум? Должен ли я соблюдать полнейшее воздержание, или вас устроят обычные меры предосторожности?
– Абсолютная секретность. На меньшее я не согласна, – надменно ответила Лиззи.
– Не подскажете ли, как мне добиться секретности такого уровня?
– Есть заведения, не правда ли, для таких, как вы? Заведения, где каждый посетитель обязан соблюдать тайну всех остальных?
– Мне жаль, но я вынужден вам сообщить, что давным-давно отказался от посещения подобных мест. Когда я был там в последний раз, из-за меня разыгрался целый скандал. – Марсден улыбнулся. – Случалось ли двум мужчинам драться из-за вас, мисс Бесслер? Не очень приятное зрелище. Разбитые носы, свернутые челюсти.
– Двое мужчин дрались из-за вас?
Марсден стряхнул невидимую пылинку с манжета.
– Два пьяных идиота. Предпочитаю, чтобы моего внимания добивались более цивилизованными методами.
Лиззи чуть не поперхнулась. Ей-то было понятно, как Марсден мог стать причиной такой пылкой страсти. Он был чертовски привлекателен. И еще что-то порочное таилось глубоко в нем.
– Возвращаясь к вашему предостережению, мисс Бесслер, можете не сомневаться – я буду очень осторожен. Не только потому, что восхищаюсь мистером Сомерсетом. Соблюдение строжайшей секретности и в моих интересах – не хочу окончить свои дни в тюрьме.
– Полагаю, нет, – ответила Лиззи, поеживаясь. Она как-то не подумала о столь печальных последствиях, если кому-то вздумается начать его преследовать.
– И чтобы достойно ответить на ваше великодушие… Марсден замолчал, как бы обдумывая фразу.
– Буду великодушен и я. Пусть мистер Сомерсет сам обнаружит, что от вашей девственности остались одни воспоминания, точно она Ковчег Завета. Не скажу ему ни слова.
Лиззи невольно отшатнулась:
– Это клевета.
– Согласен, это унизительно. Но правда, даже унизительная, не может быть клеветой. Знаю, потому что работаю помощником юриста.
До смерти напуганная, Лиззи чуть не спросила: откуда ему известно? Вопрос дрожал на кончике ее языка. Лиззи взглянула на дверь гостиной, которую неосмотрительно оставила приоткрытой, но в коридоре никого не было.
– Не соблаговолите ли объясниться, сэр? Это серьезное обвинение.
– Что тут объяснять? Долгое
