Чистюлей, который пользуется французским мылом. Когда она говорила, ее губы почти касались его кожи, он чувствовал теплую влажную волну ее дыхания. Но потом она вдруг прижалась этими губами к его коже, поцеловала в шею. Вся поверхность его тела мгновенно запылала, Стюарт едва понял, куда именно его поцеловали.
Она поцеловала его снова. Не поцеловала, а скорее слегка укусила. Она хотела узнать его на вкус. Прикосновение кончика ее языка было для него как ослепительно белый разряд молнии. И Стюарт ее оттолкнул. Именно приподнял и отбросил от себя. Она ударилась о стену и тоненько пискнула.
– Не надо! – рявкнул он. – Я скоро женюсь! Он не поддастся. Ни за что.
– Простите, – тихо, растерянно сказала она. – Мне очень жаль.
Гордость призывала его немедленно бежать отсюда, чтобы доказать свое моральное превосходство. Но Стюарту, очевидно, не хватало гордости, потому что он не тронулся с места, пытаясь отдышаться, вжимаясь ладонями в стену за спиной.
– Это мне жаль, – сказал он. – Вы ни в чем не виноваты.
Во всем был виноват только он. Не захоти он, и она бы не осмелилась. Разумеется, она знала, что он этого хочет – вожделение так и сочилось из него, как запах крови, висящий над скотобойней. Он мечтал об этой женщине весь день с одержимостью безумца. А ночью без конца видел ее во сне.
Она не ответила. Его ухо уловило дрожащий всхлип. Женщина рыдала. Он бросился к ней:
– Вы ушиблись? С вами все в порядке?
Стюарт почувствовал, как она покачала головой. Но на какой из вопросов она ответила своим кивком? Он нашел в темноте ее лицо – мокрые холодные щеки – и попытался утереть слезы.
– Не плачьте. Прошу вас, не плачьте.
Она снова разразилась слезами. Теплые ручейки потекли под его пальцами. Неожиданно для себя самого Стюарт наклонился и поцеловал эти слезы, соленые и горьковатые.
Ее кожа не казалась безупречно мягкой. И что? Все равно что сказать – Елена Прекрасная не умеет вышивать! Это не имело ровно никакого значения. Ведь это была она, ее подбородок, щека, ресницы, щекочущие уголки его губ, ее волосы, одежда и кожа, источающие едва уловимый аромат мадленок.
Женщина слегка наклонила голову, и их губы внезапно оказались в опасной близости. Стюарт даже вообразил, что видит маленькие кружочки пара, выходящие из ее рта. Учащенное, легкое дыхание; запах теплого яблочного пудинга. И он уже пылал страстью, жадно предвкушая грехопадение. – Хотелось прижаться губами к ее рту, ласкать влажный подвижный язычок. Растереть в пальцах восхитительные соски и почувствовать, как они отвердевают. Поднять юбки и предаться всем вольностям, которые она бы ему позволила она бы позволила многое, он был в этом уверен, потому что видел, как дрожит она в сладостном ожидании.
Было бы так легко взять ее прямо здесь. Унять боль, что точила его с того самого момента, когда ее шоколадный крем впервые коснулся его губ. Быстрое, бездумное совокупление, чтобы освободиться от неуместного вожделения, в плену которого он уже и так пробыл слишком долго. Быстрое, бессмысленное, горячее, ошеломительное…
Призвав на помощь последние остатки воли, Стюарт сделал шаг назад, потом еще шаг. Ему скоро вступать в брак с чудесной девушкой, с которой он мило беседовал не далее как несколько часов назад, когда они катались в парке. Эта милая девушка не заслуживает такого бесчестия, чтобы ее жених спутался с собственной служанкой засчитанные недели до свадьбы.
Более того, даже не будь он помолвлен с Лиззи, что станется с его репутацией? Все помнят о его происхождении из вежливости воздерживаются от замечаний по этому поводу лишь до тех пор, пока он не совершил ошибки. Стоит ему связаться с какой-нибудь одиозной особой, как сплетники, многозначительно кивая, вынесут приговор: дурная кровь всегда дремала в нем, дожидаясь своего часа.
– Надеюсь, вы в порядке? – спросил он, стараясь, чтобы его голос не дрожал.
– Все просто отлично. Умоляю, не задерживайтесь из-за меня, – спокойно ответила она.
В ее формальном ответе слышалась повелительная нотка. Поразительно! Как он не замечал раньше, что, несмотря на заметный акцент – она говорила на гортанном южном диалекте французского, – ее речь была безупречно правильной, она ни разу не ошиблась в окончаниях глаголов – во всех временах, от предпрошедшего до сложного будущего.
Вряд ли французские повара происходят из более высокого социального слоя, чем их английские коллеги. Где она научилась грамотной речи? У Берти? Возможно, Берти поправлял ее английский, но учить француженку французскому?
В конце концов первой ушла она, не он. Звуки ее шагов эхом отдавались от влажных каменных плит пола. Вместо того чтобы пойти наверх, женщина вошла в кухню и плотно затворила за собой дверь, прежде чем зажечь огонь.
Несколько минут Стюарт прислушивался к ее тихим, деловитым шагам по кухне. Потом нашарил в темноте ступеньки лестницы и с тяжелым сердцем и тяжелыми чреслами поковылял наверх, к обитой зеленым сукном двери, назад в свой мир. В этом мире не было места ошибкам страсти – по крайней мере для него.
Глава 14
Лиззй любила потанцевать, однако прошло года два с тех пор, как она в последний раз была на балу. Вечер у миссис Мортимер, с его весельем и легкомысленной болтовней, должен был стать ей воздаянием за слишком затянувшийся период поисков мужа. И она веселилась от души – болтала, смеялась, показывала всем кольцо и не пропускала ни одного танца.
Примерно через час, во время перерыва между танцами, к Лиззи подошла миссис Дуглас, жена какого-то министра. Лиззи не питала особой любви к миссис Дуглас, ярой сплетнице. Эта женщина с восторгом подхватывала любой грязный слух, отравляя атмосферу вокруг себя, как гора нечистот. Но Лиззи с приклеенной улыбкой на лице стойко выдержала бурные поздравления миссис Дуглас.
– Мы ведь увидим вас на обеде у мистера Сомерсета на следующей неделе, не так ли?
– Разумеется, – ответила девушка. – Предупреждаю, дорогая миссис Дуглас, вас ждет нечто необычайное, потому что мистер Сомерсет заполучил от покойного брата искуснейшую кухарку.
– О, я не пропущу удовольствие ни за что на свете. Но… Оглядевшись по сторонам, миссис Дуглас склонилась к Лиззи и зашептала, прикрываясь веером:
– Маленький совет, моя дорогая мисс Бесслер. Как только поселитесь в доме мужа, немедленно рассчитайте кухарку.
– Миссис Дуглас, я, верно, ослышалась, – холодно ответила Лиззи. – Неужели в наши дни так легко найти замену отличной кухарке?
– Нет, конечно, нет. Видит Бог, как я мучаюсь со своей, просто кошмар, и все-таки не решусь с ней расстаться. – Миссис Дуглас нервно рассмеялась. – Но вы же знаете, что болтают люди об этой женщине и покойном брате мистера Сомерсета.
«А вы знаете, что люди болтали о вашем брате и той гувернантке», – захотелось Лиззи возразить этой сплетнице. Но она готовилась стать женой политика. Следовало избежать открытой стычки. Вслух она сказала:
– Буду иметь в виду.
Сам по себе этот разговор не испортил бы Лиззи вечер. Но стоило ей отвернуться, как перед глазами возник Генри со своей новой женой, прекрасной юной особой, которая выглядела так, словно сошла с рекламы мыла красоты, да прямо на бал.
Говорили, что это была любовь с первого взгляда. Не прошло и месяца со дня их первой встречи, как он уже сделал ей предложение. Через три месяца они поженились, за десять дней до того, как прекрасной юной особе исполнилось восемнадцать.
– Вы поклонница нашего великого философа, мисс Бесслер?
Лиззи вздрогнула. Возле нее стоял мистер Марсден, не сводя с нее внимательного взгляда. Кивком он указал на Генри.
– Нет, – ответила она, снова уставясь на счастливую пару.
– Позвольте мне выразиться точнее. Вы были его поклонницей?
Была ли? Трудно сказать. До сего дня Лиззи не могла с уверенностью объяснить самой себе, зачем взяла в любовники мистера Генри Франклина. Может, оттого, что жизнь дебютантки- неудачницы тянулась чередой унылых и скучных дней? Или хотела разрушить собственную жизнь в приступе отчаянного нигилизма? Или решила: к чему беречь девственность, если и высокий титул, и огромное состояние оказались не про нее?
С самого начала их знакомства Лиззи знала, что Генри женат. Но он не скрывал, что терпеть не может супругу, бледную, безвольную особу, которая проводила дни, жалуясь на бесконечные болезни. Его честность и злой, проницательный ум заинтересовали Лиззи, как и репутация самого выдающегося философа своего поколения.
Она полагала себя ровней Генри в интеллектуальном плане, способной заинтриговать мужчину своим умом. Вероятно, Лиззи действительно не уступала ему в уме, зато сильно уступала в хитрости и бессердечии, ибо изощренный ум Генри и ненасытный сексуальный аппетит бледнели по сравнению с его непринужденным пренебрежением к другим людям.
Когда его жена неожиданно скончалась от воспаления легких, Лиззи решила, что Генри сделает ей предложение, но он лишь посмеялся над ней и заявил, что она была всего-навсего одной из его многочисленных любовниц. Приятное разнообразие, когда есть настроение, но жениться он может исключительно на девственнице.
Она потеряла дар речи. Не забыл ли Генри, что именно он лишил ее девственности? Прекрасно помнит, заверил он ее. Но раз она сама практически не придавала значения собственной непорочности, и он оценил ее невысоко. А чем она докажет, что не спала с другими мужчинами после грехопадения?
Конечно, правильно, что их связь закончилась. В конце концов, если мужчина столь открыто пренебрегает своей женой, закрадывается подозрение, что он не способен
