мистер Марсден.
– Что ж, можно быть бедным, но независимым и никому не обязанным, – сказал мистер Мур.
– Но когда престарелая невеста испустит дух, можно стать и богатым, и независимым, и никому не обязанным, – поправила Лиззи.
– Завидное положение, – заметил мистер Марсден. – Но я придерживаюсь твердого убеждения, что мужчине следует продавать себя только по необходимости, но не ради роскоши.
Мэтью Марсден и мистер Мур присвистнули. Лиззи приподняла бровь:
– Что вы считаете необходимым, мистер Марсден?
– Уголь. Вино, камамбер, книги и… – Марсден бросил на Лиззи лукавый взгляд. – Время от времени – билеты на симфонический концерт.
– Да, – с серьезным видом заметил Мэтью Марсден. – Полностью согласен. Симфонический концерт – одно из необходимых удовольствий в жизни. Бывали времена, когда я изнывал от желания туда попасть.
Рассмеявшись, Лиззи поперхнулась чаем. В ее распоряжении тут же оказались три носовых платка. Мистер Марсден беззвучно рассмеялся, его плечи дрожали. Мэтью Марсден и мистер Мур обменялись озадаченными взглядами. Лиззи взяла платок мистера Марсдена и вытерла лицо. Ей было так весело, что она не испытывала ни малейшей неловкости.
– Что здесь смешного? – спросил Мэтью Марсден.
– Потом объясню, – пообещал старший брат. – А теперь вам пора идти, не то опоздаете к чаю у мисс Мур.
Мистер Мур поспешно вскочил:
– Тетя терпеть не может непунктуальности. Быстро, ради строчки с моим именем в ее завещании!
Все рассмеялись. Мэтью Марсден и мистер Мур сердечно пожали руку Лиззи и понеслись вниз по лестнице, как стадо бизонов.
После их ухода Лиззи осталась стоять. Мистер Марсден, искоса бросив на нее спокойный взгляд, подошел к окну. Время шло к вечеру, и солнце вот-вот должно было исчезнуть за крышами домов на противоположной стороне улицы. Последний луч света, описав угол, ударил в окно, озарив фигуру мистера Марсдена. Его светлые волосы вспыхнули ореолом, словно выписанные Вермеером,[26] прядь за прядью.
– Мне понравился ваш брат. Он кажется очень хорошим человеком, – нарушила молчание Лиззи. Она снова заробела, оставшись наедине с мистером Марсденом. Ей и раньше приходилось бывать с ним с глазу на глаз, но сейчас в его гостиной чувство уединения усилилось.
Марсден ответил:
– Мэтью просто ангел.
– А мистер Мур?
– Нет, мистер Мур просто друг. Возлюбленный Мэтью умер три месяца назад – он все еще оплакивает его.
– Ох, я не знала.
– Мэтью очень скрытный человек. Я бы сказал – под стать мистеру Сомерсету.
Упоминание имени жениха вернуло Лиззи к действительности. Она вспомнила, зачем пришла. Ей лучше приступить прямо к делу – слуг в доме нет, так как сегодня воскресенье, но ее отец скоро пробудится от послеобеденного сна и удивится: куда ушла дочь, одна, без сопровождения?
– Я позвоню, чтобы принесли еще чаю? – спросил мистер Марсден.
Лиззи покачала головой. Поскольку ей нечем было предварить вопросы, которые она собиралась задать, она решила вовсе обойтись без вступления.
– Это вы посылали мне цветы, когда я болела? Марсден подошел к столу и плеснул в чашку остывшего чаю. Прозрачная жидкость янтарного цвета сверкнула серебром, подхваченная последним лучом солнца, который, казалось, преследовал мистера Марсдена по пятам.
– Вам потребовалось так много времени, чтобы догадаться?
– Да. Ваше поведение не давало возможности вас заподозрить.
– Безразличным притворяться всегда легче. Другими словами, он был к ней неравнодушен. Сердце Лиззи возликовало – и болезненно сжалось. Боже, до свадьбы пять недель.
– Я думала, это мистер Сомерсет.
– Вы слепы, мисс Бесслер.
– Да, я была слепа. – Лиззи скомкала его влажный носовой платок и бросила на чайный столик. Потом расправила, пригладила уголки.
– Значит, вы… испытывали ко мне привязанность?
– Значит, так англичане называют одержимость к посещению симфонических концертов в любое время дня и ночи?
Лиззи схватила чашку с холодным чаем и осушила ее до дна.
– Вы сами англичанин и прекрасно знаете, как это называется.
– Что ж, хорошо. Я питаю к вам привязанность, против которой бессильны любые доводы. Все это ужасно несдержанно и страшно осложняет жизнь. Нет ли у вас разумного совета, как справиться с напастью?
Лиззи вовсе не считала его чувство напастью.
– Почему вы не дали мне знать раньше?
– Когда думал, что вас больше интересуют полногрудые подруги, чем мужчины?
– Вы, кажется, не проявили должной осмотрительности в выборе объекта своей привязанности, мистер Марсден.
– Привязанность выбирает сама. Мы лишь находим резоны для ее оправдания.
– Какие же резоны были у вас, когда вы полагали, что я – последовательница Сафо?
– Что мадам Белло могла и ошибаться.
– Почему не спросили меня?
– Боялся убедиться в ее правоте. Но позже, когда вы собрались замуж за мистера Сомерсета, я не смог сдержаться и потом горько сожалел о своем порыве.
Лиззи пристально смотрела на собеседника:
– Почему? Вы же хотели, чтобы мадам Белло оказалась не права. Теперь вы точно знаете – она ошибалась.
– Да, но мне было легче смириться с вашим браком с мистером Сомерсетом, если бы я по-прежнему считал иначе.
– Так вот почему вы наконец раскрыли карты! Не могли больше терпеть мысль, что я выйду за мистера Сомерсета.
Марсден было схватил со стола кокосовое печенье, но тут же положил его обратно. Долю секунды они стояли так близко, словно собирались танцевать вальс, – слишком близко, чтобы просто разговаривать. Но Лиззи не шелохнулась.
Она как завороженная смотрела на его серебряную булавку, которая поначалу показалась ей слишком простой. Вблизи, однако, можно было разглядеть, что она сделана в форме тюльпана. Лиззи начинала нравиться его манера одеваться без особых затей и вычурности. Впрочем, иногда с большой фантазией – вроде крылатых кораблей на обоях гостиной.
Подушечкой большого пальца Марсден погладил ее подбородок. Возникло ощущение сродни тому, словно внезапно натыкаешься на дикое животное – на оленя, к примеру. Ничего опасного, но все непредсказуемо.
– Означает ли ваше присутствие здесь то, что я думаю?
Его рука скользнула вниз и задержалась возле губ, дожидаясь, когда она заговорит, чтобы почувствовать, как дрожит кожа. Лиззи боялась вздохнуть.
– Не знаю, что вы думаете. Я пришла узнать, не вы ли присылали мне цветы.
– Можно было спросить в письме. Не стоило рисковать, приходя сюда..
Ладонь Марсдена легла ей на затылок, сильная, теплая и настойчивая.
– Ничем я не рискую, – прошептала Лиззи.
– Нет?
И он наконец ее поцеловал.
В тот момент, когда их губы соприкоснулись, Лиззи поняла значение слова «привязанность», что значит – «безудержное желание слушать симфонический концерт в любое время дня и ночи». Ее не удивила страсть Марсдена – она давно предчувствовала ее в нем. Девушку потрясла сила собственной страсти. Ей нравилось быть с Генри – но не настолько. Она хотела принадлежать мистеру Марсдену – Уиллу. Хотела вырвать эту чудесную старинную булавку и зашвырнуть куда подальше, потому что она ей мешала. Удивить его, завладеть им.
Лиззи отпрянула:
– Не могу обманывать мистера Сомерсета.
– Тогда скажите ему, что не выйдете за него.
– А что потом? Выйти за вас?
– Это было бы рискованно – ведь у вас непростой характер. Уверен, вы и сами это знаете. Но я игрок.
– Вы игрок? – вскричала Лиззи. – Да вам нечего терять. А я не хочу, чтобы моим уделом стала нищета. Моя гордость этого не переживет.
– Тогда поступайте, как велит гордость. Девушка испуганно вздрогнула.
– Простите?
– Я не век буду служить в секретарях. Однако крайне маловероятно, что у меня будет загородный дом. И домом в Белгрейвии я, возможно, тоже не сумею обзавестись. Поэтому, если гордость для вас превыше всего, выходите за мистера Сомерсета и наслаждайтесь всеми благами, которые принесет этот брак, – объяснил Уилл с самым серьезным видом.
– Мне хотелось бы, чтобы вы убедили меня взглянуть на вещи с вашей точки зрения!
– Я не желаю вас убеждать. Хочу, чтобы вы сами – только сами! – приняли решение.
Лиззи ушла в дальний угол гостиной – не очень далеко – и обернулась, рискуя задеть резную этажерку с книгами и журналами.
– Вы же понимаете, что я предпочту ничего не делать сама! Мне хочется следовать курсом, который уже проложен и оплачен…
Марсден усмехнулся:
– Как вы помните, я занимался организацией вашей свадьбы. Свадьба обещает быть грандиозной! Если передумаете выходить за мистера Сомерсета, уйма времени, сил и денег окажется потраченной впустую. А на ваше место выстроится очередь издам, если вы решите его освободить.
Лиззи в отчаянии заломила руки:
– Вы совсем не хотите мне помочь!
– Я как раз вам помогаю, насколько хватает моего разумения.
Он подошел к забившейся в угол девушке и погладил по лицу – провел пальцем по линии бровей. Жест поразил Лиззи своей интимностью.
– Вы упрямица, Лиззи. Вам нравится все, что блестит. Вы хотите видеть Лондон у своих ног. Но здесь, – Уилл Марсден на миг задержал ладонь возле ее сердца, – живут такие несуразные романтические мечты!
– Я всегда казалась себе довольно циничной.
– И я считал себя циником. А для циника нет худшего наказания, чем влюбиться и понять, что цинизм может быть отличным
