менее меня пригласили, и я поехал.
– А его сестры, они хорошо к тебе отнеслись?
– Откуда вы знаете, что у него есть сестры?
– Обычно у человека бывают сестры, разве нет?
Майкл снова пожал плечами:
– Они были очень милы. Но довольно обо мне. Что происходит у вас с мистером Сомерсетом?
Чудо, что Верити не залила чаем весь стол. Еще одна беда, когда дети становятся слишком взрослыми. Они слишком много видят и слышат. Верити с тревогой взглянула на дверь – плотно ли закрыта, прежде чем ради собственного спасения прибегнуть к его же методу– скрытности.
– Ничего.
Верити готова была презирать себя за то, что все еще живет в Фэрли-Парк. Она уже вручила экономке уведомление об уходе, но назначила отъезд на тридцать первое декабря – решила использовать все время, отпущенное ей Стюартом, все, до последней секунды. Нужно провести эти последние десять дней с Майклом. Была и другая причина: если она уйдет из Фэрли-Парк, как же ей поквитаться со Стюартом, столкнуть его прочь с дороги, если он вдруг явится и станет умолять о прощении?
– Теперь ничего или вообще никогда? – настаивал мальчик. – Я показал ему вашу фотографию, и он побледнел как смерть.
Значит, вот как это произошло. К тому времени как Стюарт добрался до Кэмбери-лейн, он уже знал, что с ней сделает.
– Мистер Сомерсет и я, мы встретились однажды лет десять назад в Лондоне. На меня напали уличные грабители, и он меня спас.
– В самом деле? А я думал, судя по его реакции, что между вами было что-то большее, – холодно заметил Майкл, явно ссылаясь на ее скандальное прошлое.
– Что ж, суть да дело, то да се, и не успела я ничего сообразить, как мистер Сомерсет сделал мне предложение.
Майкл поперхнулся чаем:
– Что сделал?
Усмехнувшись, Верити покачала головой.
Майкла не смутило, что она умудрилась переспать еще с одним работодателем, но шокировало, что кто-то позвал ее замуж!
– Он просил меня стать его женой.
– Тогда почему, ради всего святого, вы не вышли за него?
– Он не знал, что я работаю на кухне у его брата, – ответила Верити. – Я ушла, ничего ему не объяснив. А потом он понял – когда ты показал ему снимок – и страшно рассердился. Он выбросил меня из своего дома, лишив работы. Я должна уехать из Фэрли-Парк еще до конца года.
Майкл изменился в лице:
– Так вы действительно уезжаете?
– Мне следовало уехать после похорон мистера Бертрама. А теперь – да, я уезжаю.
Майкл налил себе еще одну чашку чаю. Выпил до дна, глоток за глотком.
– Могу я надеяться, что вы, прежде чем уехать, удостоите меня чести узнать правду?
Его интересовал только один вопрос. Верити разглядывала обломки печенья в собственных ладонях.
– Неужели нам снова нужно об этом говорить?
– Вы же знаете – я помню вас еще с тех пор, как был совсем младенцем. Помню, как вы кормили меня из бутылочки. И вы тогда носили белую брошку на корсаже. Я все пытался ее оторвать, когда пил из бутылочки. Однажды брошь исчезла, и я ужасно расстроился. Не хотел больше пить, все пытался отыскать брошь. А вы плакали.
Верити смотрела на него во все глаза. Это произошло за несколько недель до памятного похода в зоопарк. Брошь когда-то принадлежала ее матери, камея, которую пришлось продать за половину ее настоящей цены, потому что Верити была напугана, плохо соображала и совсем не умела торговаться.
Майклу было тогда никак не больше четырех месяцев от роду.
Она прошептала:
– Почему ты никогда мне не рассказывал?
– Я рассказываю вам не все, как и вы не рассказываете всего мне. – Майкл нетерпеливо взглянул на Верити:
– Признайтесь же! Признайтесь, наконец!
Верити покачала головой, все еще ошеломленная. Лицо Майкла посуровело.
– Это подтверждает даже рассказ мистера Сомерсета. Он говорил, что вы однажды водили меня в зоопарк, а в маминой шкатулке есть билет в зоопарк. Откуда он взялся? Неужели у вас достанет духу снова все отрицать?
– Майкл, я уже говорила тебе в прошлый раз. Я тогда ничего не знала о твоей родной маме. Ничего не знаю и сейчас.
В мальчике закипал гнев.
– Тогда по крайней мере имейте совесть объяснить, почему вы столь упорно отказываетесь признать меня своим сыном? Я не урод и не тупица, во мне нет ничего отталкивающего.
– Майкл, потише, прошу тебя. Разбудишь мать с отцом. – Верити понизила голос до хриплого шепота.
– Пусть. Вы мне должны. Если мистер Сомерсет все равно на вас не женится, к чему скрывать тайну моего рождения?
– Мистер Сомерсет здесь вообще ни при чем.
– Тогда скажите почему?
Домик почти сотрясался от его крика. Верити смотрела на сына, шокированная его горячностью. Вот как – он вполне способен – пусть даже в весьма далеком будущем – прибегнуть к насилию.
– Не могу.
Майкл с размаху хватил кулаком о дверь гостиной. И отскочил в испуге, когда в дверь осторожно, даже робко постучали. В гостиную вошла миссис Роббинс, и в маленькой комнатке сразу стало тесно.
– Простите, мэм, – поспешно сказал Майкл. – Я вас разбудил?
Верити всегда принималась отчаянно завидовать, когда видела Майкла с миссис Роббинс. Он относился к приемной матери с любовью и нежностью, которых самой Верити теперь не перепадало.
Она встала:
– Миссис Роббинс, прошу прощения за этот гвалт. Я уже ухожу.
– Нет, останьтесь, прошу вас. – Миссис Роббинс повернулась к Майклу: – Это я заставила мадам дать слово, что она не откроет тебе правды.
Майкл побледнел. Он смотрел на миссис Роббинс, словно видел ее впервые.
Миссис Роббинс растерянно захлопала ресницами, на ее немолодом лице, казалось, прибавилось морщин.
– Мы старые, неискушенные домоседы. А мадам молода, красива и знает мир. Я боялась, что ты будешь стыдиться таких родителей, как мы, если узнаешь правду. Не понимала, что держать тебя в потемках – значит обрекать на страдания. Мне очень жаль.
Майкл молчал.
Миссис Роббинс робко коснулась его руки.
– Пойду наверх, а вы побудьте вдвоем.
Когда за ней затворилась дверь, они долго молчали.
– Откуда она узнала? – наконец спросил Майкл.
– Заподозрила вскоре после того, как я приехала в Фэрли-Парк. Ведь стоило ей отвернуться – и ты бежал ко мне. – Верити вздохнула. – Хотя не думаю, что она была так уж уверена в своих подозрениях. Миссис Роббинс была потрясена, когда я призналась, и очень напугана. Она так тебя любила! Ей стало страшно, что я захочу отнять тебя у нее.
– Простите, – жалобно сказал Майкл. – Я был груб.
– Именно что груб. Мне оскорбительно слышать, как ты решил – я отказываюсь от тебя ради возможности удачно выйти замуж.
И это при том, что он был смыслом ее жизни!
– Но ничего. Будь я на твоем месте, мне бы тоже захотелось узнать правду.
– Простите, – повторил Майкл. Снял с рукава нитку. – Значит, все-таки вы и есть моя мать?
Он был потрясен, хоть и уверял, что знал с самого начала!
– Я была ею очень недолго, пока могла тебя кормить. Майкл подошел к шкафчику, где мистер Роббинс хранил бутылку джина, и налил джин прямо в чайную чашку.
– Расскажите о моем отце.
Верити села.
– Его звали Бенджамин Эпплвуд. Он работал конюхом в конюшнях дома, где я росла. Он был очень милый и незатейливый человек.
– Был. – Майкл отхлебнул джина. – Его нет в живых?
– Он умер вскоре после твоего рождения, от лихорадки. Они отправились в Саутгемптон, чтобы купить места на пароходе до Америки. Но не успели Они сойти с поезда, как у Бена украли все сбережения. Ему ни разу не доводилось бывать дальше Торнбриджа, и бедный парень ничего не знал о процветающей в городах преступности. Ни он, ни Верити не подумали, что деньги следовало бы зашить в нижнее белье или спрятать в башмаках.
Железнодорожные билеты в третий класс стоили сущие гроши. Они продали пуговицы слоновой кости с ее платья, купили два билета и уехали в Лондон, где, по словам Бена, жил его сводный брат. Брата они так и не нашли, зато Бена взяли на работу' в контору, которая сдавала внаем кареты. Они жили на Джейкобе-Айленд, в отвратительных трущобах южной Темзы, и надеялись накопить денег – Верити, как могла, представляла себе, что проживает страшную главу волшебной сказки, а счастливый конец не за горами. Еще день, еще неделя, еще поцелуй…
Смерть Бена лишила жизнь последнего налета романтики. Пока Бен был рядом, Верити не замечала, что живет в мрачной трущобе в комнате, кишащей крысами. Лишившись его заработка и опеки, она осталась одна-одинешень-ка и совершенно беспомощной, потому что не знала никакого ремесла, которым могла бы заработать честный грош.
– Вы были женаты?
Слабая надежда в голосе Майкла заставила ее сердце болезненно сжаться.
– Прости. У нас не было денег, чтобы пожениться. Мы решили – вот устроимся в Америке, разбогатеем, тогда и закатим настоящую свадьбу.
Майкл сделал новый глоток.
– А семья моего отца, они знают обо мне?
Верити покачала головой:
– Бен был сиротой, которого усыновил священник. После смерти приемного отца – Бену тогда едва исполнилось тринадцать – его отдали в услужение.
– А ваша семья, они-то про меня знают?
Не иначе Майкл заметил, как омрачилось ее лицо, потому что спросил:
– Они знают, так ведь?
– Кое-кто знает, – уклончиво ответила Верити.
– Вам пришлось оставить семью из-за меня?
– И да и нет. Когда узнали, что я жду ребенка, меня увезли в дальнее имение и сказали, что
