Бесстрашный горец

кои-то веки они не спорили, а пришли к единодушному мнению, что преступное упущение должно быть немедленно устра­нено.

– Похоже, имя ему поправилось.

– Он называет его всем, с кем здоровается. И если кто-то зовет его «мальчик» или «паренек», он тотчас же их по­правляет. Только за то, что эта сука не удосужилась дать имя собственному ребенку, она заслуживает смерти.

– Верно, Мне хотелось бы, чтобы не Фиона ее уби­ла. За последнее время она лишила жизни уже двух че­ловек.

– И оба раза вопрос стоял так: или она убьет, или ее убьют. И я не думаю, что она слишком переживала по по­воду того, что убила Хелену, По правде говоря, ее даже не тошнило, как это было в первый раз.

– Это точно.

– Она желала Хелене смерти с того момента, как увиде­ла тебя распятым на столбе перед коттеджем. Мне кажется, она мечтала убить ее не один раз, особенно когда узнала, как она обращалась с твоим сыном.

– С нашим сыном, – прошептал Эван, вспомнив, как Фиона именно так названа Сайарана: «Наш сын». – Он называет ее мамой.

Грегор кивнул:

– Не беспокойся по поводу того, примет она его или нет. Даже когда она впервые его увидела, она быстро опра­вилась от шока и была с ним чрезвычайно добра и привет­лива, И отец тоже отнесся к мальчугану великолепно. Зна­ешь, странно, но когда я смотрю на него и Сайарана и вспо­минаю, как он обращался со всеми своими детьми, мне, ка­жется, что, несмотря на все его недостатки, он был очень хорошим отцом.

– А раньше ты так не думал?

– – Я просто никогда об этом не задумывался. Все время считал его странным. Он и сейчас странноватый, хотя стал гораздо спокойнее. Такое впечатление, что он стал счаст­ливее.

Эван кивнул, и в этот момент в животе у него забурча­ло, и он взглянул в сторону двери.

– Как ты думаешь, она принесет мне кашу?

– Только если захочет досадить тебе. На твоем месте я придумал бы правдоподобное объяснение, почему ты не рассказал ей о мальчике. Она пока не может решить, то ли ты сделал это, как она выражается, по своей мужской тупо­сти, то ли оттого, что решил, будто она разозлится и выме­стит свою злость на ребенке.

– По своей мужской тупости? – переспросил Эван.

– Ну да, – ухмыльнулся Грегор. – Сестра Сигимора Илза обожает это выражение, и, похоже, Фиона переняла у нее дурную привычку так говорить. А когда Сигимор стал бранить ее за это, Фиона заявила ему, что не только Илза, но и Джилли тоже частенько так выражается.

– Фиона осмеливается перечить Сигимору? – Пред­ставив себе маленькую хрупкую Фиону, которая стоит пе­ред огромным Сигимором подбоченившись и смело гово­рит ему все, что думает, Эван ухмыльнулся.

– Да, и наш отец всегда веселится, когда наблюдает такую картину. Отец принял Камеронов, которых столько лет проклинал. Так что ты, Эван, получил наконец союзни­ков, о которых так мечтал, причем союзников надежных.

– Это хорошо. Но почему Камероны до сих пор здесь?

– Сигимор говорит, что после стольких лет, в течение которых перед его носом всякий раз захлопывались ворота нашего замка, он намерен воспользоваться тем, что его впу­стили, и узнать нас всех получше. Говорит, что не только мы рады приобрести союзников. Он, правда, не находится в состоянии войны со всеми своими соседями, однако они не являются его союзниками. Если они с нашим отцом и спорят по любому поводу, то только потому, что это дос­тавляет им удовольствие. Если все то, что рассказал нам Сигимор, правда, то их клан такой же странный, как и наш.

В этот момент дверь открылась, и в комнату вошла Фи­она с подносом в руках.

– Похоже, дело твое не так уж плохо, – прошептал Грегор. – Она принесла тебе не кашу.

Грегор помог Фионе поставить поднос на маленький столик и вышел из комнаты. Фиона уселась на стул возле кровати, чтобы помочь Эвану, если это потребуется. При­ятно было видеть, что он не настолько слаб. Несмотря на уверения Мэб, что раны у него несерьезные и нет ничего удивительного в том, что поднялась температура, она вол­новалась за него. Теперь, кажется, опасность миновала, и можно на него злиться.

Когда Эван поел, Фиона помогла ему лечь на живот и хотела выйти из комнаты, но он схватил ее за руку и притя­нул к себе. Она уселась на кровать и взглянула на него. Заметив на его лице раскаяние, она почувствовала, что гнев ее немного утих.

– Я беспокоился не из-за того, что ты не примешь маль­чика, – проговорил он, – а оттого, что тебе будет неприят­но, что у меня есть сын.

Фиона пристально взглянула на Эвана, удивляясь тому, как всего одним предложением ему удалось успокоить ее.

– Он появился на свет семь лет назад, Эван. Мне в то время было одиннадцать или двенадцать лет. Наша Джилли еще не приехала в Дейлкладач, а я воспитывалась вместе с братьями.

– Сейчас я бы так не поступил, – продолжал Эван, – но тогда, похоже, что-то на меня нашло. Я не виделся с Хеленой с тех пор, как она выдала меня Хью Грею, и ниче­го о ней не слышал и вдруг получаю записку, в которой говорится, что она родили мне сына и он находится в кот­тедже старика Робби. Уверен, Грегор рассказал тебе о том, что мы думали, будто это ловушка, и я должен был туда отправиться, чтобы убедиться, что все, что написано в записке, правда. Одного взгляда на мальчика оказалось дос­таточно, чтобы попять: он мой сын.

– Только это мне и нужно было знать.

– Пойми, я пережил сильное потрясение. И потом, о Господи, Фиона, ты представляешь, какие чувства я испы­тал, узнав о том, что она даже не дала моему сыну имя и не окрестила его? Люди называли его ублюдком. – Он силь­нее сжал ее руку, когда она, подняв их сомкнутые руки к губам, поцеловала костяшки пальцев. – Он спросил, мож­но ли ему будет, когда я привезу его в Скарглас, спать в замке. – Фиона чертыхнулась, и Эван мрачно кивнул. – Если бы она сказала мне о существовании сына, я бы изба­вил его от всего этого.

– Что ж, прошлого не поправить. Слава Богу, Сайаран очень сильный мальчик. Конечно, есть такие душенные рапы, которые никогда не затянутся, однако время – хо­роший лекарь. Он и сейчас смелый и бойкий, как и все семилетние мальчишки, а когда он освоится в замке окон­чательно и поймет, что его все здесь любят, все будет хо­рошо. Теперь я понимаю, почему он так обрадовался, уз­нав о том, что у него в детской будет своя маленькая кро­ватка. Хелена обращалась со своим собственным ребен­ком, как с бездомной собакой. Как может мать так поступать?

– Я не могу ответить на этот вопрос, милая. Как не могу ответить на вопрос, почему я не рассказал тебе обо всем, как только мне самому стало об этом известно. Голо­ва у меня была забита самыми разными мыслями. Я даже припомнил многочисленные ссоры, которые происходили между моим отцом и его женами из-за незаконнорожден­ных детей.

– Если бы какая-то женщина родила от тебя ребенка, в то время как ты был женат на мне, вот тогда тебе бы не поздоровилось. Я бы даже тебя кастрировала, причем мед­ленно, чтобы ты помучился.

Ухмыльнувшись, Эван притянул ее к себе и легонько коснулся губами ее сердито сжатого рта. Подумать толь­ко, одна мысль о том, что он может ей изменить, рассер­дила ее! Эван пришел в восторг. Ревность, конечно, не самое лучшее из чувств, но ее проявление обычно дает знать, что сердце женщины принадлежит тебе. Когда он поправится настолько, что будет в состоянии вновь за­няться с Фионой любовью, им предстоит серьезный раз­говор о том, какие чувства они испытывают друг к другу. Пора догадок и боязни ответов прошла. Он как следует продумает предстоящий разговор, пока будет выздорав­ ливать. К тому же бояться ему нечего: поступки Фионы ясно дали ему понять, что у него есть надежда на взаим­ность.

– Я просто был в растерянности и не знал, что мне делать, Фиона. Только и всего. Никакого злого умысла я не таил. В тот день, когда Хелена и Хью меня поймали, я со­бирался привезти сына домой. – Он