— Но я действительно ненавижу овсянку!
— Тогда можешь взять у меня яйца и бекон. Только не забудь поделиться со мной, — добавил он.
— Ладно уж, доедай, — с набитым ртом сказала Татьяна, подтолкнув к нему тарелку с овсянкой.
— Я не это имел в виду.
— Нет? — удивилась она и проглотила то, что было во рту.
— Нет. — Он отставил поднос в сторону и принялся развязывать ленточки на ее ночной сорочке. — Я имел в виду нечто совсем другое.
— Только если отдашь мне еще и гренок, — заявила она.
— Жадина! — проворчал Лукас, но вожделенный гренок отдал.
Едва Татьяна успела покончить с гренком и повернуться к нему с соблазнительной улыбкой, как в дверь снова постучали.
— Убирайтесь! — в бешенстве выкрикнул Лукас, но Татьяна заставила его замолчать.
— Это, должно быть, Каррутерс, принесла яйца. Входи! — с довольным видом крикнула она, и Лукас расхохотался, наблюдая, как вытянулось у нее лицо, когда на пороге показался Тимкинс.
— Прошу прощения, милорд, миледи, — растерянно пробормотал садовник, заметив разочарованное выражение на лице Татьяны.
— Ничего, ты тут ни при чем, — заверил его Лукас. — Просто се милость обрадовалась бы твоему приходу только в том случае, если бы ты принес в кармане кусок ветчины.
— Но ведь у тебя, наверное, ее нет, — вздохнула Татьяна.
Единственный глаз Тимкинса блеснул.
— Нет. Зато у меня имеется кое-что получше.
— Неужели пирог со свининой? — с надеждой спросила она.
Садовник потоптался на месте, затем достал из-за спины серебряную вазу, в которой красовался цветок розы — белоснежный, махровый, с тугой бледно-зеленой серединкой.
— Позвольте представить «Леди Татьяну Стратмир». Вы просили, милорд, принести вам первый распустившийся цветок.
Татьяна тихо охнула от изумления.
— О, Лукас! Тимкинс! Какая красота!
— Да, она восхитительна, — сказал Лукас, целуя жену. — Я знал, что эта роза будет необыкновенной.
Татьяна зарылась носом в лепестки, вдохнула аромат и передала вазу Лукасу, с нетерпением ожидая его реакции. Он понюхал цветок, поднял голову, еще раз понюхал…
— Невероятно соблазнительный запах, как я и предсказывал, — наконец сказал он. — Пахнет ветчиной.
Ему едва удалось увернуться от ее кулачка.
— Нет, правда, Лукас, как она тебе?
— Мне кажется, в ее аромате есть терпкость и нечто волшебное, — торжественно произнес он. — Как в тебе! — Его длинные сильные пальцы с профессиональной уверенностью осторожно раскрыли лепестки. — И она такая же зеленоглазая, как ты.
— Вы отправите ее описание в Общество любителей роз, милорд? — спросил Тимкинс.
Лукас вставил цветок в густые белокурые волосы Татьяны.
— Нет, мы лучше сохраним за семьей исключительное право на разведение этого сорта. Хотя, возможно, Татьяна пожелает воспользоваться шансом и увековечить свое имя в истории.
— Лучше уж я увековечу себя в нем. — Она приложила руку к животу.
— В ней, — поправил ее Лукас.
— В нем, — упрямо сказала Татьяна.
Тимкинс, ухмыляясь, наблюдал за ними, как заботливая наседка за цыплятами. От его острого взгляда не укрылось, что на ночной сорочке хозяйки развязаны ленточки.
— Пожалуй, теперь я оставлю вас, а вы продолжайте то, чем занимались.
— Что вы имеете в виду? — насторожилась Татьяна.
Садовник поклонился.
— Разумеется, ваш завтрак, миледи, — смиренно произнес он и, поворачиваясь к двери, подмигнул Лукасу.
— Какой наглец! — проворчала Татьяна, когда за садовником закрылась дверь.
— Именно за это я его люблю. Тимкинс не витает в облаках, а стоит обеими ногами на земле. В нем нет притворства. В этом он похож на тебя. — Лукаво подмигнув, Лукас возобновил свое занятие с того, на чем его прервали: принялся поглаживать груди Татьяны. Она легла на спину, и он обвел кончиком языка ее ушную раковину. У нее участилось дыхание.
— Любимый…
— Муж, — с гордостью поправил он.
— Любимый, — настойчиво повторила Татьяна. — В наши дни очень редко случается, что эти слова означают одно и то же. Тебе не на что жаловаться. — Она сунула руку под одеяло, и он задрожал от предвкушения…
Именно в этот момент в дверь снова постучали.
— Убирайтесь! — простонал Лукас, погрузившийся в захватывающее ощущение ее нежного прикосновения, ее сладкого, теплого запаха…
— Прошу прощения, милорд, — раздался голос Смитерса, — но только что прибыла вдовствующая графиня. Вы приказали сразу же доложить вам об этом.
— Я запру дверь, — прошептал Лукас, но не успел он встать с кровати, как дверь распахнулась и на пороге появилась Далси в сопровождении целой своры тявкающих спаниелей.
— Дорогие мои! — воскликнула она, торопливо подходя к кровати. — Я приехала сразу же, как только услышала новость.
— На этот раз она действительно не теряла времени, — пробормотал Лукас, рассмешив Татьяну. Это была сущая правда. Сообщение о ее беременности не могло прийти в Лондон раньше, чем три дня назад.
— Я так счастлива, так счастлива… у меня нет слов! — захлебываясь от восторга, восклицала графиня.
— Оно и видно, — пробормотал Лукас. — Нельзя ли отогнать этих собак от наших подносов с завтраком?
— Не обращайте внимания! — Далси уселась на кровать рядом с Татьяной. — Как ты себя чувствуешь, дорогая? Каррутерс сказала, что иногда у тебя бывает тошнота. Тебе следует соблюдать диету. Нельзя допустить, чтобы ты растолстела. — Графиня потрогала округлившийся живот.
— Мама, прошу тебя! — возмутился Лукас.
— Разве мужчина способен что-нибудь понимать в этих делах? Дорогая, теперь всем твоим бедам пришел конец — я здесь, и я намерена остаться с тобой.
— Остаться? — Татьяна беспомощно взглянула на мужа.
— Ну да, на весь период твоей беременности и родов. Разве я могла поступить по-другому?
— Конечно, нет, — со вздохом сказал Лукас.
— Кроме заботы о твоем здоровье, необходимо еще так много сделать! Детская, например, — там все надо изменить! А крестильное платьице! Я привезла с собой образчики тканей. Мадам Деку в полном восторге. Весь Лондон просто гудит, узнав эту новость. Неужели я стану бабушкой? В моем возрасте! — Далси кокетливо поправила волосы. — А теперь, поскольку ты уже позавтракала, мы могли бы приступить к делу. С объявлениями о рождении проблемы не будет, потому что я выбрала открытки заранее и нам останется лишь сообщить дату рождения и имя. Об именах вы уже подумали? Естественно, если будет девочка, вы пожелаете назвать ее в мою честь.
— Мама! — попытался урезонить ее Лукас.
— Что бы с вами было, если бы не моя помощь! А если мальчик, то необходимо принять во внимание следующее: адмирал, упокой Господь его душу, всегда предпочитал…
— Остановись же наконец! — взмолился Лукас.
