– Ты! Это все твоя вина! Ты никак не мог угомониться, не так ли? Тебе все время нужно было копаться в этом дерьме и ворошить то, что никогда не должно было выплыть на свет…
– Я знаю, – хрипло сказал Лахлан. – Вот почему я пришел сюда, милорд. Вы имеете право вынести мне за похищение Венеции любой приговор. И я готов его принять. Если бы я имел хоть малейшее представление о том, что сделал мой отец, я бы никогда… – Лахлан остановился, голос его от волнения прерывался. Затем он расправил плечи. – Но теперь, когда я все знаю, я согласен принять любое наказание. Делайте со мной что хотите – прикажите выпороть хлыстом, арестуйте, отдайте под суд за вылазки под видом Шотландского Мстителя – все, что вам угодно. Я не стану бороться с вами.
Речь Лахлана вызвала недовольный ропот среди людей его клана. Венеция была потрясена. Лахлан не должен был брать на себя так много.
– Мне следовало бы тебя повесить, – злобно сказал граф.
– Нет! – Венеция бросилась вперед и встала перед отцом. – Я тебе не позволю!
– Я сказал, следовало бы, – проворчал он, – но это не означает, что я собираюсь сделать это. – Граф оглядел двор, в котором столпились все Россы, не понимая, кто теперь друг, а кто враг. – Судьба матери и всего клана зависят от него. Почему, ты думаешь, я никогда не пытался прежде добиться его ареста? Я знал, что он делает то, что считает правильным. – Лицо графа снова вспыхнуло гневом. – Но ты зашел слишком далеко, Росс, когда похитил Венецию.
– Твои люди едва не убили его, папа. – Венеция повернулась и с нежностью посмотрела на Лахлана, которого так любила. – Они избили его до полусмерти.
Красные пятна выступили на морщинистом лице отца. Ему явно было стыдно.
– Видит Бог, я этого не хотел. Я не хочу тебя наказывать, Росс. Мне нужно, чтобы ты отдал мне мою дочь и оставил нас в покое.
Лахлан судорожно вздохнул и произнес тихим хриплым голосом:
– Хорошо, сэр.
Ужасное предчувствие охватило Венецию. Сердце ее сжалось.
– Ты не можешь отдать меня назад, Лахлан! Ты мой муж.
Ошеломленный взгляд ее отца остановился на ней.
– Твой муж?
– Ваша дочь ошибается, милорд, – произнес Лахлан тем же безжизненным тоном, как в ту ночь, в Кингьюсси, когда старался вырвать ее из своего сердца.
Чувствуя, как внутри у нее все перевернулось, Венеция отошла от отца, не в состоянии поверить, что Лахлан мог такое сказать.
– Я твоя жена, Лахлан. Как ты можешь отрицать это?
Он даже не взглянул на нее.
– Брак не был законным, миледи, и вам это хорошо известно.
Когда низкий гул прокатился по толпе, отец Венеции спросил:
– Что вы имеете в виду, когда называете ваш брак незаконным?
– Мы произнесли обет на гэльском, сэр.
– Моя дочь не понимает по-гэльски, – воскликнул граф. Лахлан усмехнулся:
– Конечно, я обманом заставил ее повторять за мной слова. Никакой суд не утвердит такой брак.
Ошеломленное молчание повисло над толпой. Тетушка Мэгги вздохнула, а леди Росс принялась что-то бормотать себе под нос насчет безмозглых мужчин.
Лахлан решил бросить ее, черт бы его побрал. Он считает, что это будет справедливо по отношению к отцу и Венеции. Как только у него язык повернулся?!
– Вы не можете доказать, что я не понимаю по-гэльски. Все присутствующие здесь слышали, как я сказала, что все понимаю.
В первый раз за это утро Лахлан взглянул на нее:
– Можете вы повторить эту клятву сейчас, леди Венеция?
Его официальный тон ранил ее еще больше.
– Венеция? – поторопил ее отец. Она гордо выпрямилась:
– Здесь вам не суд. Я не обязана повторять обеты или что-либо доказывать. Моего слова вполне достаточно.
Отец схватил ее за руку.
– Мы заключили наш брак, вступив в супружеские отношения, – сказала Венеция, покраснев. – Мне кажется, это вполне достаточная причина.
Отец с удивлением уставился на нее, затем гневно посмотрел на Лахлана:
– Ты посмел уложить в постель мою дочь? Ты, подлый негодяй?
– Нет, – спокойно сказал Лахлан.
Венеция раскрыла рот от удивления. Он будет отрицать и это? Он хочет стереть из памяти те драгоценные мгновения? Да как он смеет!
