– Я бы все равно вас нашел, будьте уверены. Вам бы одной ни за что не добраться до Лондона.
– Я знаю.
– Я в течение часа перехватил бы вас по дороге, мы все равно вернулись бы сюда и продолжили наш путь на север.
– Я это понимаю.
Неужели красотка действительно отказалась от побега, потому что поняла, что ей это не по силам? Нет, на бесстрашную Венецию это не похоже. В конце концов Лахлан начал задумываться, не сможет ли она и вправду приспособиться к жизни в Шотландском нагорье?
Проклятие, о чем он только думает? Она привыкла к шелкам и атласам, мраморным полам и прекрасным картинам.
– Вы больше ничего не слышали о Полли? – спросила Венеция. – Что потом случилось с ней и ее мужем?
– Полли? – Лахлан обернулся и увидел, что девушка наблюдает за ним со скрытым сочувствием. Проклятие. – Значит, Энни рассказала вам о ней, верно?
– Да. Я хотела об этом узнать.
– Вы что-то чересчур любопытны, – проворчал он. – Но чтобы вы не изводили меня вопросами, скажу: я слышал, что у нее двое детей и муж, который не пропускает ни одной юбки. Хотя я думаю, что это ее мало волнует, потому что он богат и способен оплатить любые роскошные платья.
– Я сильно сомневаюсь, что роскошные платья могут помочь пережить измены мужа.
– Судя по тому, что я слышал о лондонских дамах, роскошные платья могут очень многое… – пробормотал он, испытывая некоторую неловкость от этого разговора.
Внезапно, когда они миновали поворот, путь им преградило стадо овец. Лахлан резко осадил лошадей.
– Пошли прочь, чертовы отродья! Теперь вы заполонили и проезжие дороги тоже. – Он встал в коляске и захлопал в ладоши. – Убирайтесь прочь, будьте вы прокляты!
Пастух, совсем еще мальчик, бегом спустился с холма.
– Я сейчас же прогоню их с вашего пути, сэр! Простите меня, сэр!
– Давно пора, – проворчал Лахлан, но, увидев ребенка, на которого возложили столь тяжкую ответственность, немного успокоился. – Скажи-ка, паренек, кому принадлежат эти овцы?
– Макдонеллу из Кеппока, сэр.
Лахлан стиснул зубы.
– И скольким же людям он вручил судебные предписания о выселении, чтобы получить свое пастбище, а?
Мальчик растерянно заморгал:
– Я… н-не знаю, сэр.
– Уверен, что знаешь. Это ни для кого не секрет. Людям вручают предписания, силой выбрасывают из собственных домов, невзирая на мольбы о пощаде, и сразу же у них на глазах сжигают их жилища…
– Лахлан, – понизив голос, сказала Венеция, когда пастушок побледнел. – Он всего лишь мальчик, оставьте его в покое.
Когда она потянула Лахлана за руку, он напрягся, но сел на место и натянул вожжи.
– Ну ладно, отгони этих чертовых тварей с дороги, сможешь? – рявкнул он. – Мы не собираемся торчать тут весь день.
Пока маленький пастушок расчищал дорогу, Лахлан чувствовал, что Венеция не спускает с него глаз. Когда овцы наконец спустились ниже по склону, девушка спросила:
– Неужели дома людей и в самом деле сжигают?
Лахлан дернул поводья, и лошади пустились вскачь.
– Почему бы вам не спросить об этом своего отца?
Когда она застонала, как раненая лань, он пожалел, что так грубо ответил, но понимал, что, по сути, он прав. Даже если ее отец и не прибегал к столь крайним мерам, очень многие лэрды поступали именно так.
Некоторое время они молчали. Потом Венеция подняла голову и расправила плечи.
– Я хочу это видеть.
– Видеть что?
– То, о чем вы с Энни говорили. – Девушка чинно сидела с ним рядом, строго выпрямившись, сложив руки на коленях, хотя удержаться в такой позе было непросто. – Брошенные дома арендаторов. Овец, заполонивших земли. Все это.
Лахлан мрачно смотрел вперед:
– Мне не составит труда показать это вам. Так обстоят дела повсюду.
И доказательств не пришлось долго ждать. Дорога проходила мимо множества поместий, наводненных шевиотовыми овцами, этими проклятыми животными, пожиравшими траву. Они давали жир, мясо и густую шерсть. И этого было достаточно, чтобы землевладельцы сгоняли своих арендаторов с насиженных земель. Лахлан показывал Венеции одну заброшенную хижину за другой. Многие из этих домишек были уже без
