саркастический вопрос: «Закончил?»
Но он-то знал, что не стоит верить ее попыткам обмануть его. Женщинам нравятся его прикосновения. Они стонут от его силы и вздыхают от его ласк. Дейрдре не может не наслаждаться тем, что он делает.
Но с другой стороны, она не такая, как другие женщины, которых он знавал. Дейрдре – воительница. Боец. Сомнительно, чтобы какой-нибудь мужчина когда-либо осмелился дотронуться до нее хотя бы пальцем, будь то с нежностью или как-то иначе. Вынужденная подчиняться такому обращению, каким бы приятным оно ни было, она, возможно, ударилась в панику, считает, что проявила слабость.
«Закончил?»
– Нет, – заверил он ее, уверенный, что терпение поможет ему одержать победу. – Я только начал.
Разумеется, это терпение означало, что он должен обуздывать собственное растущее желание – непростая задача, учитывая нетерпеливую пульсацию в паху. На самом деле глубина собственного желания потрясла его. Впервые со времени своего первого опыта с женщиной он был так опасно близок к потере самообладания. Один лишь вид его жены возбуждал его так, что кровь вскипала в жилах. И теперь, склоняясь близко над ее гибким, нежным, безупречным телом, телом, которое по праву принадлежит ему одному, навсегда… Боже милостивый, одного этого достаточно, чтобы заставить его обезуметь от невыносимого желания.
Но если ее воля сильна, то у него сильнее. Он опытный любовник. Она новичок. Если он сможет выдержать дистанцию, то победа ему обеспечена.
Он погрузил пальцы ей в волосы, обхватил затылок, поворачивая ее голову так, что она была вынуждена посмотреть на него. В ее глазах светилась истина. Дымка желания заволокла взгляд, как бы горячо слова ни отрицали это. И осознание того, что это он пробудил в ней эти эмоции, вызвало в нем законную мужскую гордость.
– Поцелуй меня, – прошептал он.
– Нет, нет…
К ее чести, она проговорила это почти инстинктивно, но паника все равно вспыхнула у нее в глазах. Она знает о своей уязвимости. Ей понравился их последний поцелуй. А он хочет заставить ее наслаждаться следующим.
Опустив голову, он медленно склонялся все ниже, пока не почувствовал на своем лице ее дыхание, легкое, как крылья бабочки.
– Поцелуй меня.
Вначале она была неотзывчива, но он уже вкусил сладость этих губ в часовне и знал ее способность к страсти.
Это длилось недолго. Улещивая ее ртом и языком, он раздвинул ей губы, чтобы получить доступ в восхитительные глубины. Он держал ее крепко для своего нежного вторжения, совершая медлительные движения языком, имитирующие предстоящее слияние. Но хотя она уступила ему с достаточной готовностью, немного расслабившись, закрыв глаза и тихо постанывая, какая-то часть ее по-прежнему сопротивлялась. Кулаки прижимались к его плечам, словно она тщетно пыталась вырваться.
Спокойно, осторожно, не прерывая поцелуя, Пэган обхватил одно запястье и отводил ее руку вверх до тех пор, пока она не легла на валик под головой. Не обращая внимания на ее тихий протестующий возглас, он отвел вверх и вторую руку, удерживая обе своей одной. Она, может, и поклялась не сопротивляться, но при том, что он собирается сделать, нельзя рассчитывать, что ее инстинкт убежать не возьмет верх.
Свободной рукой он погладил нахмуренный лоб, поласкал бархатную щеку. Он обхватил тонкую шею, чувствуя участившееся биение пульса под пальцами, и позволил ладони медленно перемещаться вниз, задержавшись над серебряным молотком Тора. Грудь ее стала вздыматься и опускаться чаще, когда она поняла его намерение.
Он неохотно оторвался от ее губ и нагнулся, чтобы прошептать ей на ухо:
– Ты же сама знаешь, что хочешь этого. Ты знаешь, что жаждешь моих ласк. Твоя плоть умоляет о прикосновении моей руки.
Она ахнула, и, мягко дыша ей в ухо, он обвел ее ключицу, затем коснулся ладонью выпуклости одной груди, обводя пальцем нежный сосок. Он тут же затвердел, распаляя его вожделение, и Пэган украдкой бросил взгляд на совершенный бутон, золотисто-розовый в свете свечей. Дева Мария, есть ли что-нибудь настолько же соблазнительное, как силуэт возбужденного женского соска? Да, подумал Пэган, – осознание, что это
Как ни пыталась, Дейрдре не могла заставить свое тело не откликаться. Теплое дыхание Пэгана и пугающие обещания отыскали свою дорогу в тайники ее сознания, вызывая дрожь ужаса и восторга одновременно. Когда его рука дотронулась до груди, Дейрдре непроизвольно выгнулась под ней. А когда он нежно поймал чувствительный сосок между пальцами, рассылая по телу стрелы жара, потребовалось все ее самообладание до последней капли, чтобы не застонать.
– О да, милая, – пробормотал он у ее щеки, – видишь, как ты отвечаешь на мое прикосновение?
Нет, хотелось закричать ей, но это была бы ложь. А когда его ладонь заскользила к другой груди, она затаила дыхание в ожидании этого прикосновения.
Но он вдруг остановился.
– Смотри, – прошептал он.
Она крепко зажмурилась и покачала головой. Хватит с нее и того унижения, что тело предало ее. Она не желает видеть, как его рука накрывает ее грудь, словно это его собственность.
– Посмотри же, – уговаривал он.
Ему не было нужды напоминать ей, что она дала слово не сопротивляться. Но открыть глаза и наблюдать за предательством собственного тела оказалось самым трудным из всего, что она когда-либо делала, и лицо ее загорелось от стыда.
Пальцы его выглядели огромными, смуглыми и грубыми на ее бледной коже. Просто чудо, что он не покалечил ее своими здоровенными лапами. Но пока она смотрела в мерцающем свете, его большой палец обвел сосок, словно кормилица, уговаривающая младенца взять грудь, и одним легким касанием он пробудил его к жизни.
Дейрдре ахнула, и на одно мгновение их глаза встретились. Затем она склонила голову к плечу, слишком подавленная и униженная, чтобы смотреть на него.
– Да, милая, видишь, что я могу делать с тобой, – хрипло выдавил он. – А теперь почувствуй, что ты делаешь со мной. – Он прислонялся к ней ближе, пока полотно рубашки не прижалось к ее бедру. Сквозь ткань она ощутила обжигающую длину его древка, налитого, твердого и угрожающего.
Она инстинктивно попыталась высвободить свои запястья, но его хватка была крепкой.
– Признайся. Ты беспомощна против собственного желания.
Его слова пробудили в ней задремавший было гнев. Еще никто не называл Дейрдре беспомощной. Ее держит здесь собственная честь, данное ею слово, а не желание.
Словно испытывая эту решимость, он сказал:
– Ты сопротивляешься мне. Хочешь взять назад свое предложение? Цена за свободу твоей сестры слишком высока?
Тогда она устремила на него свой самый испепеляющий взгляд, взгляд, который отпугивал большинство мужчин.
– Никогда.
Странная, почти сострадательная улыбка тронула его губы, и он лег с ней рядом, прикоснувшись бедром к ее ноге. Полотно, разделяющее их, казалось опасно тонким, и она ощущала контуры его мускулистой груди и бедер и… того грубого, отвратительного кинжала, которым он хочет пронзить ее. Но пожалуй, у него на уме какие-то другие развратные измышления. Он медленно провел пальцем вниз по середине шеи, в углубление, где билась жилка, затем ниже, между грудями. Но в этот раз он там не задержался. Повернув голову, он продолжал спускаться по животу, затем ниже, пока пальцы не коснулись места, где начиналась поросль, прикрывающая ее девственность.
Он ткнулся носом ей в ухо.
– Там, между ног, ты чувствуешь тянущую боль, не так ли?
– Нет, – солгала она.
– О да, чувствуешь, – заверил он ее, дразняще проводя пальцами вдоль края завитков.
Она молча проклинала его за то, что не имеет сил ему сопротивляться.
Потом он повернул ее голову, наклонив свою, чтобы захватить в плен ее губы. На этот раз поцелуй был сладким и нежным, как тот первый, в часовне, и, несмотря на решимость оставаться безучастной, она обнаружила, что отвечает ему.
Пэган продолжал дразнить ее легкими поцелуями, а его рука между тем пробралась украдкой к ее заветному бугорку. И только когда его пальцы дерзко раздвинули нежные складки плоти, она осознала, насколько далеко он дерзнул зайти. Но он был готов к ее сопротивлению. Пэган поймал ее потрясенный возглас губами, а другая рука крепче сжала плененные запястья.
В то время как он продолжал свои ласки, поглаживая, сжимая и обводя пальцами потаенное место между ног, ей стало казаться, что она вот-вот громко застонет. А потом он дотронулся до нее там, где она и больше всего хотела, и больше всего боялась, ибо это заставило ее тело выгнуться по собственной воле, непроизвольно.
– Да, – пробормотал он у ее губ. – Да, вот здесь.
Найдя это, он уже не собирался отпускать. В то время как ее девичья плоть извивалась в горько-сладкой пытке, он ласкал ее снова и снова, скользя влажными, теплыми кончиками пальцев по гладким складкам ее самого сокровенного места.
– И здесь, – выдохнул он, проникнув одним пальцем немного внутрь ее, в то время как другой медленно поглаживал ее особо чувствительное к ласке место.
Пока она извивалась под его ласками, прозрачная дымка, казалось, окутала ее мягким облаком безымянного, растущего наслаждения, которое затмевало зрение, и мысли, и сопротивление. Внезапно не стало ни борьбы, ни воспоминаний, ни воли. Был лишь этот миг, это чувство, нарастающее, расширяющееся, единственное. Все остальное отступило в расплывчатый туман.
– Да, милая. Вот так.
Его голос прорезался сквозь туман достаточно, чтобы заставить ее вспомнить. Но было слишком поздно. Она
