похоже, я и так извиняюсь каждые полчаса… Обещаю, что буду хорошо с ним обращаться!
— Я знаю. У тебя Малкольму будет лучше. Вряд ли мне самой теперь понадобится лошадь, значит, Малкольма все равно забрал бы отец или кто-нибудь из его людей. А уж они не в пример тебе не стали бы с ним церемониться! Ты нарочно хочешь показать моему отцу, что оставляешь у себя этого коня? Он ведь только о нем и беспокоился, когда вел с тобой переговоры…
— Да. До сих пор мы не говорили с ним о цене, и сегодня я собираюсь назначить такую, на которую он ни за что не согласится.
— Он рассердится. Да что там рассердится — придет в ярость!
Эйнсли охватило беспокойство. Она потерлась щекой о мягкий плащ Гейбла и тихо добавила:
— Когда он в ярости, трудно даже предположить, что он может выкинуть…
— За твоего отца вообще нельзя ручаться. — Гейбл успокаивающе похлопал Эйнсли по руке. — Не тревожься! И я, и мои люди готовы к самому наихудшему.
Оставалось надеяться, что это не пустая бравада. Эйнсли промолчала. Она предупредила Гейбла о том, насколько коварен ее отец, а прислушиваться или нет к совету — это его дело. Так что оставалось только молиться, что какую бы подлость ни замыслил Дугган Макнейрн, она не будет представлять непосредственной угрозы для жизни Гейбла и его людей. Обхватив рыцаря за талию, Эйнсли закрыла глаза. После бурной ночи, проведенной в любовных играх, она была утомлена и ей не хотелось продолжать разговор.
Гейбл вздохнул, почувствовав, как Эйнсли тяжело привалилась к его спине. Он тоже ощущал усталость, но обстоятельства требовали, чтобы он был начеку, а мысли рыцаря были в таком беспорядке, что о сне в любом случае не могло быть и речи. Он вспомнил, как сегодня утром разбудил Эйнсли, осознавая, что это была их последняя ночь. Никогда в жизни у него не было так тяжело на сердце. Когда девушка проснулась, Гейбл тут же сбежал из ее спальни как трус. Он боялся, что еще минута — и неизвестно, что он скажет и как поступит.
Больше всего раздражало и сердило Гейбла совсем другое — то, что у него не было уверенности, что после встречи с Дугганом Макнейрном у реки все кончится. Этот человек вполне мог заявить, что его не устраивают условия договора, или — что еще хуже — пойти на какую-нибудь хитрость, тем самым подставив под удар жизнь дочери. Если бы Гейбл был убежден, что, отдавая Эйнсли, он действительно добьется мира с ее отцом и тем самым удовлетворит короля, ему было бы легче. В настоящий же момент он понимал, что идет, возможно, на напрасную жертву.
— Ты совсем измотал мою девоньку, — заметил Рональд, поравнявшись с Гейблом.
Тот искоса взглянул на старика. Рыцарь не вполне доверял уверениям девушки, что Рональд отнюдь не винит его в том, что произошло между ним и Эйнсли.
— С ней ничего не случится. Если нам придется ехать быстрее, я пересажу ее вперед.
— Я знаю, что ты о ней позаботишься.
— Меня смущает твое поведение, — признался Гейбл, покачав головой. — Неужели все шотландцы такие или только вы с Эйнсли?
— Тебя беспокоит, что я не жажду твоей крови? А зачем? Конечно, ты мог бы ее не трогать, но я не вижу ничего худого и в том, как все сложилось. Она была счастлива, а это для меня главное.
— А в Кенгарвее она не счастлива?
— Нет, но она не жалуется на судьбу. Она все выдержит, недаром я вырастил ее такой сильной.
— О да, она сильная, своевольная и умная, гораздо умнее любой женщины. Должно быть, ей нелегко ладить с таким отцом, как Дугган Макнейрн.
— Было бы нелегко, если бы я позволял этому ублюдку приближаться к ней. Но я стараюсь, как могу, держать их на расстоянии. Однажды он чуть не убил ее. С тех пор я поклялся, что, пока жив, он и пальцем до Эйнсли не дотронется.
— Она мне рассказывала о том случае. Похоже, что по крайней мере один из ее братьев не так плох, как остальные.
Рональд кивнул:
— Ну да, юный Колин. Им не часто приходится быть вместе, но он всегда готов защитить ее. Остальные трое тоже не так жестокосердны, как их отец, но они боятся Дуггана и никогда слова поперек не скажут, даже если понимают, что тот не прав. Колин же провел несколько лет в монастыре и многому научился у монахов. Должно быть, это дает ему силы противостоять отцу, хотя он делает это довольно редко.
— Наверное, этот юноша не только умен, но и хитер, раз ему удается идти против Макнейрна и оставаться в живых. Насколько я знаю, немногие могут этим похвастаться!
— К сожалению, так оно и есть. Но Колин — любимчик отца и всегда чутко улавливает его настроение. Вот почему он до сих пор жив. — Рональд протянул руку и поправил плащ Эйнсли. — Не тревожься о девоньке. Много лет я неплохо заботился о ней и, Бог свидетель, буду делать это и впредь!
— Да, но раньше ее отцу не приходилось за нее платить.
Рональд лишь равнодушно пожал плечами и поскакал вперед, туда, где ехали Джастис и Майкл. Гейбла не слишком успокоили его слова. Ему хотелось быть полностью уверенным, что Эйнсли не придется расплачиваться за то, что ее отец вынужден был пойти на договор. Но подобно тому как девушка отказалась давать пустые обещания, так и Рональд не стал лгать, лишь бы успокоить Гейбла. Оставалось надеяться, что, когда отряд достигнет реки, его предводитель придумает, как, не нарушая договора, обеспечить безопасность Эйнсли.
Эйнсли недовольно заворчала, почувствовав, что ее вынимают из седла. Все тело ныло от неудобной позы, и девушка вовсе не ощущала себя отдохнувшей. Когда Гейбл опустил ее на землю и направился к лошадям, Эйнсли огляделась, пытаясь стряхнуть с себя дремоту. Сон не освежил ее, поскольку был наполнен кошмарами. В какой-то момент в эти тревожные сны ворвался успокаивающий голос Гейбла. Значит, она снова кричала…
Увидев Рональда, сидевшего под обнаженным корявым деревом, Эйнсли направилась к нему. Именно Рональд всегда был ее защитником, и теперь девушка надеялась, что в его обществе ей будет легче избавиться от тяжелых дум, терзавших душу. Возвращение в Кенгарвей в любом случае трудно назвать праздником, даже если на мгновение забыть о возможных кознях ее коварного отца.
— Ты не заболела, девонька? — участливо спросил Рональд, протягивая своей любимице бурдюк с вином. — А, понятно. Тебе жаль расставаться с твоим бравым норманном…
— Нет, я здорова, — возразила Эйнсли, прислоняясь к дереву и делая вид, что не расслышала последнего замечания Рональда. — Просто устала.
— Устала? Да ведь ты проспала все утро!
— Знаю. Но, к сожалению, отдохнуть мне не удалось. Меня мучили кошмары. Какое-то мрачное предчувствие томит меня…
— Должно быть, приближаясь к Кенгарвею, ты вспомнила о матери, — мягко заметил Рональд, ласково обнимая Эйнсли.
— Нет, матери в этих снах не было. Я видела нас, отряд Гейбла — словом, всех, кто сейчас здесь. — Она обвела взглядом окрестности. — И еще мне снилась река… — добавила она шепотом, вспоминая неприятный сон.
— Судя по выражению твоего лица, нас ожидают не слишком радостные события.
— О да! Хотя как знать — может быть, недоверие к отцу рождает это предчувствие предательства и смерти.
— Твой отец всю жизнь только и знает, что сеет их повсюду. И все же расскажи подробнее, что тебе снилось, девонька!
— Я же сказала — мы все. Мужчины Бельфлера были на одном берегу реки, а мои сородичи — на другом. А вода в этой реке, что нас разделяла, не была серой или голубой. Она была красной. Красной от крови…
— А где была ты?
— Прямо посередине. Струи бились о мои колени, а я пыталась заставить реку остановиться. Мне казалось, что это кровь из моих ран, хотя самих ран не было…
— Действительно мрачный сон, — согласился Рональд, вздрогнув. — Молю Бога, чтобы он оказался просто сном, а не дурным предзнаменованием.
— Ты не можешь молиться об этом сильнее, чем я!
Увидев приближающегося к ним Гейбла, Рональд поцеловал Эйнсли в щеку.
— Вон идет твой бравый рыцарь, девонька. Может быть, он сумеет развеять твои мрачные мысли!
Послушно следуя за Гейблом, уводившим ее от Рональда, девушка усомнилась, что он сумеет поднять ей настроение. Наоборот — общество рыцаря мучительно напоминало Эйнсли о скорой разлуке. Грустно улыбнувшись Джастису, передававшему ей сыр, хлеб и вино, девушка вместе с Гейблом удалилась в укромное место — подальше от любопытных глаз его отряда. Усевшись на мшистый камень под развесистым деревом, Гейбл притянул Эйнсли к себе.
— Ты выглядишь усталой и грустной. Даже не верится, что последние несколько часов ты провела, тихонько похрапывая на моей спине, — шутливо заметил он, принимаясь за скудный завтрак.
— Я никогда не храплю, даже тихонько, — возразила Эйнсли, кусая хлеб.
— Ну разумеется! Значит, это был ветер.
— Наверное…
— Неужели ветер умеет кричать от страха? — негромко спросил Гейбл, внимательно глядя на Эйнсли. Она вздохнула и отхлебнула вина из бурдюка.
— Нет, конечно. Кричала я и, предупреждая твой вопрос, скажу, что не потому, что видела во сне свою мать.
— Что бы тебе ни снилось, это было тяжелым видением.
Эйнсли обернулась к Гейблу, прикидывая, стоит ли рассказать ему свой сон. И ее, и Рональда он не оставил равнодушными. И хотя Гейбл не производит впечатление человека, который верит в сны и предзнаменования, не будет ничего дурного, если она поделится с ним своими опасениями. Когда Эйнсли закончила свой рассказ, воцарилось молчание, настолько долгое, что наконец она не выдержала и сказала с вызовом:
— Если тебе смешно, можешь не стесняться. Я знаю, что многие люди не верят в сны!
