здесь из-за нее. Но кому-то было нужно, чтобы они с Анной расстались. Кому и зачем? В конце концов, он это понял, хотя прежде удивлял их тем, что так охотно принимает советы. Он даже сделал вид, будто согласен, что ему не стоит прощаться со своей так называемой женой.
В ночи сияли отдаленные огни; где-то послышался перестук копыт; кто-то небрежно перебирал струны гитары. Прямо перед их небольшим отрядом из темноты выросла высокая стена, откуда долетел резкий оклик часового.
— А! — воскликнул лейтенант. — Вот мы и на месте. Казарм там не слишком много, зато квартиры для офицеров довольно чистые, а поскольку кто-то всегда на дежурстве, одна, а то и две комнаты пустуют. Итак, сеньор, входите. Надеюсь, горячая пища и пара стаканов вина нам не повредят.
Когда наконец-то хлынул ливень и напоил жаждавшую влаги почву, у Стива появилось время обо всем поразмыслить. Молодой лейтенант оказался прав — на столе появилась горячая еда, обильно сдобренная специями, и много дешевого красного вина. А потом молодая хорошенькая и довольно энергичная женщина согрела его постель.
К счастью, она быстро уснула, и теперь Стив, заложив руки за голову, прислушивался к буре за окном. Завтра, если все пойдет хорошо, он уже будет на пути в Камагуэй, к тому же в сопровождении эскорта. Но после…
Казалось, не один Стив беспокоился о доне Франсиско Альворадо — вполне возможно, поэтому Хулиан Зулуета и поспешил отправить его сюда. Из того, что Стив узнал здесь от майора, он понял только одно: никто не знал, заложник или сторонник повстанцев дон Франсиско.
Впрочем, майор держался довольно деликатно:
— Нам советовали проявить особую заботу о сеньоре Альворадо. Могло произойти все, что угодно, — у нас слишком сложная ситуация, сеньор! Честно говоря, я даже не знал, что мне делать. Мы получили послание, написанное собственной рукой дона Франсиско, как вы сами в этом убедились. Но вы же видите, какое оно короткое и темное! Он находится на территории, контролируемой повстанцами, а я не могу послать отряд на поиски, ибо тем самым поставлю под угрозу его жизнь. Все они вооружены и готовы к борьбе, чтобы отомстить за убийство своего лидера Аграмонте. Вы понимаете мое положение?
Стив понимал. Но очень быстро он оценил и свое собственное положение. Его направили сюда, чтобы он разыскал деда и вывез его в безопасное место прежде, чем тот создаст проблемы для испанского правительства.
Однако ни капитан, ни дон Хулиан Зулуета не знали об ослином упрямстве и высокомерии дона Франсиско Альворадо, маркиза де Сантильяна. Он всегда занимался только тем, что считал нужным, и только тогда, когда, по его мнению, для этого пришло время. Стив нахмурился, глядя в темноту и вспоминая нередкие столкновения с дедом. Взял ли он с собой Хаиме Переса, своего телохранителя? В коротком сообщении, которое Стив получил от деда несколько месяцев назад в Новом Орлеане, говорилось лишь о том, что он собирается заняться на Кубе своими делами. Но неужели эти дела заставили его противостоять испанскому правительству? Стив готов был поручиться, что это не так.
Он вспомнил другое время и другую страну, где сам был повстанцем. Так считало не только французское правительство Мексики, но и его собственный дед. Дон Франсиско всегда поддерживал установленный порядок, а поскольку сам был испанцем, нетрудно догадаться, на чьей стороне его симпатии в кубинских делах. И тем не менее… «Странно, почему я никогда не знал, что у него есть владения на Кубе? Ведь он наверняка упоминал об этом…» Стив так ничего и не решил. Скоро наступит утро и принесет ему ответы на все его вопросы.
В то же самое время, но совсем в другом месте Джинни мучилась от ночного кошмара. Ей снилось, будто ее похоронили заживо, а затем выкопали и завернули в черный саван. При этом она думала: «Ведь я мертва, так почему же я знаю о том, что со мной происходит? А если я жива, то почему так спокойна?» Ей показалось, что где-то вдалеке слышатся голоса, хотя она никого не видела и не слышала.
— По-моему, она шевелится!
— Она все еще без сознания — неужели не понимаешь? Но ей нельзя двигаться. Он предупреждал об этом.
— Позаботься, чтобы с ней обязательно кто-нибудь находился. И будь особенно внимателен, когда станешь ее кормить, — она не должна шевелить головой.
— Вы должны спать… спать… спать… Последние слова эхом отдались в ее сознании. Они звучали все тише и тише, пока не замерли окончательно. У человека, произносившего их, был какой-то странный акцент. Джинни была уверена, что все это ей только снится. Однако потом ей дали что-то выпить, и она погрузилась в глубокий сон.
Но какой же странный сон! Она словно пыталась прорваться сквозь туман, окутавший ее сознание, но погружалась все глубже во тьму. Она не ощущала своего тела.
Потом этот долгий сон сменился каким-то приятным состоянием. Джинни снова услышала чьи-то голоса и даже узнала некоторые из них.
— Почему она не просыпается? Это ненормально…
— Успокойтесь, вы же видите, она снова пошевелилась. Она проснется, когда он сочтет, что для этого пришло время. Неужели вы не поняли того, что вам объяснили?
Это были женские голоса, но иногда к ним присоединялся и мужской голос, который ей смутно напоминал о чем-то. Порой он с ней заговаривал. Мягкий и вкрадчивый, он заставлял ее забывать о темноте и черном саване.
Джинни не ощущала времени, она словно парила — взлетала и падала, но падение всегда было медленным и мягким. Она испытывала ощущение легкости, почти невесомости. Но однажды Джинни поняла, что не желает больше оставаться ни мертвой, ни полуживой, ни спящей, ни грезящей. Она проснулась и услышала чье-то нежное пение на незнакомом языке, хотя песня напоминала ей фламенко. Пение доносилось из другой комнаты, а в ее комнате была полная тьма.
Начав осознавать окружающее, Джинни испытывала странное чувство, что надежно спряталась, хотя может видеть и слышать других. Она словно находилась за стеной, но сквозь трещину в ней видела, что происходит. Возможно, ее сны оказались отчасти правдой — ее приняли за мертвую и положили в гроб… «Нет! — отчаянно подумала Джинни. — Нет, скорее всего, я или мертва, или сплю, но не похоронена заживо».
Она должна что-то произнести или издать какой-то звук! Она ужаснулась, испугавшись, что не сможет этого сделать. Вдруг Джинни почувствовала, что кто-то взял ее за руку, а затем теплые пальцы коснулись ее лба.
— Не беспокойтесь, я всегда рядом с вами и никуда не уйду. Лежите спокойно, дорогая, вы были очень больны, и теперь любое волнение может вернуть вас в прежнее состояние. Держитесь крепче за мою руку — я вас не оставлю. Дорогая, я никогда вас не покину!
Неужели она опять грезит? Этот голос, охрипший от волнения, Джинни уже когда-то слышала, и он принадлежал сильному, уверенному в себе мужчине. Их пальцы плотно переплелись, она попыталась открыть глаза, но не смогла. Вокруг по-прежнему было темно, но почему, почему?
— Я не в… не в камере? Крысы…
— Нет, нет, успокойтесь. Не думайте о таких ужасных вещах. Конечно же, вы не в камере, а в обычной комнате, на мягкой постели — надеюсь, вам удобно? Вы были очень больны, а потому не должны волноваться. Пожалуйста, поверьте мне.
— Но я в гробу? Что это? Неужели они подумали, что я умерла, и похоронили меня заживо? Мне кажется, я помню, что произошло землетрясение. Я была в церкви и побежала к выходу, но упала… и что-то упало еще…
— Забудьте об этом и ни о чем не тревожьтесь. Теперь вы в безопасности и за вами ухаживают. Вам необходимо отдохнуть, а все остальное я объясню позже. Ну а сейчас, любовь моя, выпейте это.
Джинни почувствовала у своих губ холодный ободок бокала, и теплая жидкость полилась ей в рот. Значит, она проснулась, проснулась! Но, Боже мой, почему же тогда все вокруг такое черное, почему ей по-прежнему кажется, что она в саване?
— Это ведь не опиум? Я не смогу пройти через это снова, это убьет меня! Вы доктор? Ваш голос похож… Я действительно проснулась или это продолжение сна?
Джинни казалось, что ее голос как бы отделился от нее — какое нелепое ощущение! Он звучал все тише и слабее, пока окончательно не смолк, и она снова начала парить, спускаясь все ниже и ниже, пока блестящая, яркая поверхность, которой она почти достигла, не исчезла. Джинни вновь погрузилась в глубокий сон.
— Как ты намерен говорить с ней? — раздраженно спросил женский голос. — Она уже и так перенесла слишком много потрясений и так долго находилась в состоянии комы! Ты же сам утверждал, что это опасно.
— Дорогая сестра, ведь я же доктор! Тебе не следует беспокоиться. Прежде всего Джинни должна окрепнуть, а пока будет спать, я и поговорю с ней, приготовив ее к моменту окончательного пробуждения, когда она сможет воспринимать все происшедшее.
— Но ты уверен в этом, Ричард? Не хочу обижать тебя, но откуда тебе известно, что она…
— Я знаю, поверь мне. И когда рядом окажутся ее дети, все будет превосходно. Разве интуиция когда-нибудь подводила меня?
— Нет, но… но, Ричард, правильно ли это? Ты знаешь, я готова на все, что может сделать тебя и ее счастливыми… Но ее муж, отец ее детей, что он скажет? Ты не принимаешь его в расчет, а именно это беспокоит меня больше всего!
Он рассмеялся, но тут же вновь стал серьезным:
— О, Елена! Моя мудрая, чудесная, все понимающая и такая рассудительная сестра! Поверь, я все учитываю. Особенно то, что этому человеку, о чувствах которого ты так беспокоишься, совершенно безразличны бедные дети и эта женщина. Он силой вынудил ее выйти за него замуж. Ну как может мужчина пренебрегать женой, открыто заводя любовниц, а ведь одной из них была ее мачеха! Он не
