– Я принесла тебе поесть. Ты спал?
– Нет. – Он придержал дверь, чтобы Харриет смогла войти. – Переодевался. Спасибо. – Бенедикт взял у нее тарелку и поставил ее на ближайший столик.
Он продолжал расстегивать рубашку, но Харриет, сидевшая на кончике кресла, испытала неприлично мало угрызений совести из-за того, что наблюдает за этим. Она быстро перевела взгляд с его мускулистых плеч на черную рубашку, которую он надел, а потом посмотрела на коричневую оберточную бумагу на кровати и вспомнила свертки у него в руках в день воображаемого пожара.
– Что ты задумал, Бенедикт? – Она внимательно смотрела, как он заправляет новую черную рубашку в черные брюки.
Он исподлобья глянул на нее:
– Лучше тебе этого не знать.
Харриет поджала губы и сердито нахмурилась.
Бенедикт увидел ее недовольное лицо и улыбнулся:
– Если ты так хочешь знать, дорогая моя, я собрался незаконно проникнуть в дом мисс Эдвины Олдерси. Боюсь, теперь ты считаешься соучастницей моих преступных намерений.
Харриет омыло волной возбуждения.
– Ты хочешь украсть дневник леди Рочестер?
– Не украсть, Харриет. Позаимствовать. Если все пойдет хорошо, я верну чертов дневник завтра же вечером.
Харриет встала, машинально взяла снятую Бенедиктом рубашку, аккуратно сложила ее и положила на кровать. Такие поступки становятся привычкой женщины, не привыкшей к прислуге.
– Я хочу пойти с тобой, – сказала она.
– Ни в коем случае. – Бенедикт посмотрел на тарелку, отломил кусок хлеба и отправил его в рот.
Харриет подбоченилась.
– Бенедикт, ты должен взять меня с собой. Я не буду мешать.
– Харриет, ты мешаешь мне с того момента, как мы встретились. – Бенедикт по-прежнему смотрел в тарелку и не видел, как на лице Харриет мелькнуло внезапное выражение оскорбленного удивления. – Я приехал в этот дом, чтобы найти человека, напавшего на моего друга, а ты каким-то образом втянула меня в таинственную историю о шантажисте, а теперь – в дело об убийстве слуги. – Он взял очки. – Я не должен забывать о том, что привело меня сюда в первую очередь. Харриет?
В горле стоял ком, а руки вдруг заледенели. Харриет бесшумно попятилась, наткнулась спиной на дверь и протянула руку за спину, нащупывая ручку. Она откашлялась и выдавила улыбку.
– Прошу прощения, Бенедикт. Я не хотела становиться обузой или втягивать вас в какие-то дела против вашей воли.
Он двигался с той же плавной грацией и скоростью, что и во время нападения, в день, когда они возвращались из дома Олдерси. Харриет не успела повернуться к выходу, как он уперся в дверь рукой, не давая открыть. Свободной рукой он взял Харриет за запястье.
Харриет бросила на него быстрый взгляд – они стояли почти нос к носу – и увидела, что брови его сведены, а губы сжаты.
– Ты меня не поняла, – грубовато произнес Бенедикт, и Харриет почувствовала соблазн поверить, что не только ее чувства оказались задеты.
– Я действительно спутала вам все планы расследования, – сказала Харриет безо всякой обиды в голосе – для этого она слишком себя уважала; но, произнеся эти слова и немного подумав, она вдруг поняла, что это чистая правда. – Вы бы уже много чего сделали, не вмешайся я с другими делами.
– Верно, – отозвался Бенедикт, и она почувствовала его улыбку раньше, чем увидела ее. – Но могу сказать, что раньше у меня не случалось таких приятных помех.
Ком в горле исчез, а сердце сильно заколотилось, когда Харриет увидела, как сверкают его карие глаза.
– Уж если суждено кому-то помешать мне выполнить свою задачу, я не смогу просить для этой цели женщины лучше, чем ты.
Харриет усмехнулась, и в горле ее встал новый комок.
– Это самое приятное, что мне когда-либо говорили, Бенедикт. – И она запечатлела на его губах быстрый поцелуй.
Улыбка его внезапно исчезла, а в глазах появился совсем другой блеск. Одной рукой он обнял Харриет за спину, а другую положил на затылок и поцеловал с такой нежной настойчивостью, словно не мог больше сдерживаться. Харриет беспомощно обняла его обеими руками, крепко стиснула плечи и начала легонько покусывать нижнюю губу.
Он зарычал и передвинулся так, что Харриет оказалась в комнате, а он в дверях.
– Я должен идти, – сказал Бенедикт, отодвинувшись от Харриет на расстояние вытянутой руки. – Оставайся здесь. Один я проникну в дом и выберусь из него гораздо быстрее. Если ты пойдешь со мной, я буду больше думать о тебе и твоей безопасности, чем о деле.
Харриет, не в силах припомнить кого-нибудь, кто тревожился бы о ее безопасности, кивнула:
– Я буду ждать тебя.
Прежде чем уйти, Бенедикт еще раз страстно поцеловал ее. Этот поцелуй намекал на то, что раньше
