пуговицы на черном сюртуке горели. И никакого шитья, к которому раньше он был так пристрастен. Сейчас он и так казался лордом, не было нужды подчеркивать это.
Она и раньше не придавала этому особого значения. Ей гораздо больше нравилось то, что было собственно Алексом, — решительное выражения лица, упрямый твердый подбородок, темные огоньки в глазах, которые иногда не предвещали ничего хорошего. А одежда ничего не значила. И чего греха таить, без одежды он нравился ей гораздо больше.
Алекс наконец остановился возле камина и обернулся к ней. Эвелин показалось, что он так внимательно рассматривает нетронутое вино в ее бокале, что захотелось спрятать его за спину.
— Тебе очень плохо со мной, Эвелин?
От неожиданности она не знала, что сказать. Едва ли понимая, что делает, она поставила бокал на стол и принялась теребить оборку черного бархатного платья. В голове было пусто. Она посмотрела Алекса, и боль в его глазах подсказала ей все.
Она решительно пересекла комнату, вскинула руки ему на плечи и, чуть пригнув голову мужа, стала целовать его.
— События последних дней, может быть, утомили меня… — шептала она, скользя губами по его жесткой скуле. — А ты… ты дал мне столько счастья, что я даже представить себе не могла. Жаль только, что мы проводим так мало времени вместе…
Эвелин поняла, что он тоже отставил свой бокал. А потом все ощущения сосредоточились на ответном поцелуе. Алекс поднял ее на руки, и Эвелин всем телом прильнула к нему, вдыхая знакомый и уже такой родной запах.
— Господи, Эвелин! Я все время боюсь, что потеряю тебя. Я иногда не понимаю, почему ты до сих пор терпишь меня. Помоги мне понять, что я должен сделать, чтобы удержать тебя.
Его руки сжимали ее с такой силой, что пуговицы больно впились Эвелин в бок. Губы Алекса оторвались на мгновенье от ее губ, но она опять нашла их.
— Полюби меня, Алекс, — шептала она. — Мне нужно, чтобы ты полюбил меня. Не надо говорить об этом, просто покажи. Обнимай меня вот так, целуй… просто разговаривай со мной. Мне иногда так одиноко. И не отталкивай меня, пожалуйста…
Она просила его. Молила. Чего раньше никогда бы себе не позволила. Но теперь она понимала, Алекс готов был ей открыться, и сама она готова была на все, чтобы помочь ему. Его поцелуи обжигали, и она чувствовала, что теперь совсем застынет без них. Она опять сама нашла его губы.
К ее удивлению, сейчас он не спешил раздевать ее и нести на кровать, как случалось всегда. Вместо этого Алекс поднес ее к креслу перед огнем и усадил к себе на колени. Поцелуи его были нежными, едва ощутимыми, а пальцы как бы невзначай касались груди.
— Я обещал, что ты не станешь графиней еще много лет. Я и сам так думал… Мне так не хватает его… В душе осталась пустота, и я не знаю, чем заполнить ее. Когда-то я очень хотел этого титула. Думал, что вполне его заслуживаю. Думал, тогда люди будут становиться передо мной навытяжку. Самонадеянный дурак!.. Эверетт терпеливо учил меня, что означает быть Грэнвиллом. Просто и ненавязчиво. Он был гениальным человеком. Не знаю, как он это делал, но все его уважали… Когда было нужно, он всегда приходил на помощь. У него было потрясающее чувство ответственности. А со стороны казалось, что он и не делает ничего особенного. Как у него это получалось?..
— Очень много значит опыт, — суховато отозвалась Эвелин, но тут же, словно извиняясь, поцеловала его в щеку. — Но ты — не твой кузен, Алекс. И никогда им не станешь. Да, он мог позволить себе праздность и был, конечно, гениален в том смысле, что умел перепоручать свои дела другим. Он был таким, и любили его именно за это. Человека любят за то, какой он есть… А ты другой. Слишком порывистый, решительный. Именно за это я и люблю тебя… Ты не сможешь жить так, как получалось у него. А как сможешь, я пока не знаю. И нам нужно еще много таких вечеров, чтобы понять…
Алекс, склонив голову, вглядывался в пылающее лицо жены, словно видя в нем то, чего не замечал раньше. Потом провел пальцем по щеке, потрогал завиток волос за ухом. Отсветы огня бродили по лицу Эвелин, выражение его постоянно менялось. Она становилась то до боли похожей на себя, то совсем не похожей, в голове Алекса роились воспоминания о ее словах, жестах, запахах. Он начинал понимать, что все это еще будет. Она собиралась остаться. Эта мысль немного пугала и в то же время приятно волновала.
— Я не привык, что у меня всегда есть кто-то, с кем можно поговорить, — сознался он. — Не так легко сломать привычку к одиночеству. Может, я просто обольщаю тебя? У меня в этом деле богатый опыт.
На губах его появилась лукавая усмешка, а Эвелин вдруг сделалось тепло и хорошо.
— Зря стараешься. Меня уже не надо обольщать. Я не собираюсь сопротивляться. Тебе стоит только намекнуть… Но нам предстоит еще много нелегких моментов. На многие вещи мы смотрим по-разному. И тут я тебе не уступлю…
Алекс коротко рассмеялся и чуть сильнее сжал ее грудь, сосок которой тут же затвердел под его пальцами. Да, ее не надо обольщать. Не выпуская из руки ее груди, он склонился и поцеловал жену.
— А тебе не кажется, что лучше нам продолжить разговор в постели? — шептал он, ведя нежную череду поцелуев от губ Эвелин к шее.
— Мне кажется, что для одного вечера уже достаточно разговоров. Я о многом хотела спросить тебя, но сейчас все вылетело из головы…
Алекс улыбнулся, глядя в фиалковую темень глаз.
— Клянусь, ты их очень скоро вспомнишь. Идем, мой маленький тиран… Сегодня только ты и я против всего мира. Давай посмотрим, что из этого получится.
Держа ее на руках, он легко поднялся с кресла и, вместо того чтобы пройти через гардеробную, где ждал лакей, понес ее через гостиную. Прямо в спальню. Огонь в камине едва тлел, по им было вполне достаточно этого.
Как только Алекс поставил ее на ноги, Эвелин принялась отвязывать его роскошное жабо. Он смотрел на все это с усмешкой, лишь поглаживал ее по талии. Когда пальцы Эвелин коснулись его голой груди, он нагнулся и прошептал:
— Сегодня я в вашем полном распоряжении. Делайте со мной, что хотите, маленькая мятежница… Куда вы хотите направить мои силы?
— На меня, — объявила она, расстегивая его бриджи. — Вам понадобится вся артиллерия и одна-две кавалерийские атаки. Вы готовы?
Его смех долго еще звучал в спальне и слышался даже в холле. Лакей и горничная, услыхав его, поняли, что пора расходиться по своим комнатам. Граф и графиня сегодня в их услугах явно не нуждались.
Глава 31
На следующее утро рабочие начали рушить стены, соединяя гардеробные. Водопроводчики сразу же делали замеры под трубы. Суматоха, постоянный топот тяжелых сапог взбудоражили огромный, словно впавший в спячку дом. Шум доносился в передние гостиные, и визитеры порой недоуменно переглядывались.
Эвелин, объясняя, что Алекс собрался построить ванную комнату, так мучительно краснела при этом, что Дейдра, впервые после похорон повеселевшая, спешила перевести разговор на другое. Наконец объявили, что пришел мистер Фарнли, и теперь Эвелин могла спокойно удалиться, предоставив Дейдре дальше объяснять все самой.
Пожилой адвокат приветствовал Эвелин с несвойственным ему волнением. На его лице, когда он кланялся, мелькнула тень улыбки. Эвелин, усевшись в кресло, сложила на коленях руки и смотрела на него выжидательно.
И он не разочаровал ее. Устроившись в кресле напротив, Фарнли для начала снял и протер очки, потом позволил себе рассмеяться.
— Я нашел того человека, которого вы имели в виду, леди Грэнвилл.
Эвелин молчала, боясь обмануться в ожиданиях. Потом посмотрела на Фарнли, пытаясь понять, что он сам думает об этом.
— Что заставляет вас так думать?..
— Это девочка, почти четырнадцати лет. Хорошего здоровья… Односельчане весьма неплохого мнения о ней… Она посещает местную школу, священник и его жена, которые там преподают, говорят, что девочка проявляет недюжинные способности буквально ко всем предметам. Им уже практически нечему ее обучить. Она сама помогает им в обучении младших детей.
Эвелин впервые позволила себе вздохнуть с облегчением и откинулась на спинку стула.
— Продолжайте, пожалуйста…
Фарнли кивнул.
— Дороги в это время года очень плохи, поэтому мне не удалось увидеть ее самому. Но мой корреспондент пишет, что девочка отличается внешней привлекательностью. Хотя несколько диковата. Сказывается кровь Хэмптонов. У нее темные волосы, темные глаза и, к несчастью, столь же неукротимый нрав… как у отца. Думаю, сомнений быть не может. Тем более что ее мать и приемный отец — оба блондины. Да и в деревне очень мало сомнений на тот счет, кто ее настоящий отец.
Эвелин прижала ладони к глазам, стараясь сдержать слезы. Мистер Фарнли озадаченно замолчал.
— Ничего, со мной все в порядке… Продолжайте, пожалуйста.
— Мать ее несколько простовата, поэтому приемный отец главной наследницей сделал именно ее. Он умер прошлой весной и практически все оставил девочке. И она вполне разумно отдала большую часть земли в аренду, потому что сама, естественно, не смогла бы управлять таким хозяйством. Себе оставила лишь небольшие участки неподалеку от дома. И в общем-то, неплохо справляется.
— Но ей всего четырнадцать лет, — прошептала Эвелин. — Это ужасно, лишиться в таком возрасте отца! Потом, она может стать жертвой местных охотников на богатую наследницу.
— Вполне возможно. На это были намеки в письмах викария. Он выражал такие опасения и спрашивал, не смогу ли я как-то повлиять на лорда Грэнвилла. Пока я ему не ответил.
Фарнли произнес последние слова с нажимом, будто ставя перед ней вопрос.
