может язвить, как репей под седлом, но дураком он никогда не был.
Чарли положил ноги в сапогах на вышитую оттоманку и глубоко затянулся сигарой.
– Должен же кто-то убедить Линкольна, что у штата есть права и он не может красть у человека его собственность. И полагаю, горячие южные головы с этим сумеют справиться, но, черт возьми, не хотелось бы мне быть на их месте, когда поднимется шум. Если мы будем за Союз штатов, то Кентукки от этого только выиграет и, клянусь преисподней, Линкольн не осмелится отобрать у нас наших рабов.
Джо Митчелл заложил руки за голову и выпустил колечко табачного дыма в потолок. Вынув сигару изо рта, он стал ею размашисто жестикулировать.
– Эта война наверняка сильно повредит работорговле. Надо поискать какой-нибудь побочный, более доходный бизнес. Земля всегда приносит доход. Подумываю построить свою дорогу к железнодорожной станции и брать за проезд пошлину.
Хомер отпил бурбона и рыгнул.
– Можно хорошо заработать, поставляя зерно мятежникам на Юге. Они платят гораздо лучше, чем янки.
Чарли опять затянулся, почмокивая сигарой.
– Но янки чинят все больше затруднений в доставке грузов на Юг. Мне совсем не улыбается мысль расстаться с головой из-за нескольких долларов. И, надо думать, коль скоро мой дурной братец в армии Севера, я лучше немного подпою янки. Гораздо легче сбыть вниз по реке табак, имея на это разрешение. – И он кинул на Джо выразительный взгляд: – Ну, это, конечно, до тех пор, пока Джо не построит дорогу.
Два других собеседника Чарли нахмурились от столь циничного предательства их общих проюжных симпатий. Потом Джо соединил кончики пальцев и раздумчиво кивнул:
– Да, такое может сработать. Черт побери, если сорвется. Большая часть солдат из охраны штата перешли на сторону мятежников, и нас, по сути, некому охранять. Этот дьявол Маккой пролез в начальники, ведает теперь ополчением и лижет сапоги янки. Думается, я смогу уговорить своего папеньку выгнать его с должности под каким-нибудь предлогом.
И он весело ухмыльнулся:
– И никто из здешних жителей не огорчится, когда место этого дерьмушника займет кто-нибудь из нас. И тогда будет значительно легче прибрать к рукам его землицу.
Чарли, уловив направление мыслей Джо, тоже улыбнулся:
– Ну, об этом я еще не думал, но здорово бы залепить такую оплеуху федералам. – И сразу же нахмурился, продумав мысль до конца. – Мне просто необходимо отделаться как-нибудь от собранных Маккоем отрядов. Все они – одна банда, любят черномазых. Джо передернул плечами.
– А я тебе помогу. У меня счетец есть к этому ублюдку. – И сверкнул глазами на Чарли: – Да и к твоему проклятому братцу тоже, за то, что он им помогает. Если бы он не притащил сюда кучу законников, я бы за бесценок прибрал к рукам ферму Маккоя.
Но Чарли взмахом руки отмел это предположение:
– И никакой бы пользы ты от этого не имел при нынешнем-то положении дел. Ведь ты сам сказал, что на продаже рабов теперь ничего не заработаешь. Зачем тебе сейчас понадобилось улучшать их породу? Нет, Пэйс тебе одолжение сделал. Ну а, кроме того, ферма Маккоя совсем в другой стороне от будущей дороги на станцию.
Бутылка бурбона уже наполовину опустела, а до ночи было еще далеко. Войдя, Джози слегка нахмурилась от сигарного дыма и запаха спиртного, осквернявших воздух ее гостиной. Широкие юбки скрывали первые месяцы беременности. Сохраняя любезное выражение лица, она осведомилась:
– Я иду наверх, джентльмены. Могу я быть еще чем-нибудь полезна?
Мужчины сделали вежливую попытку встать, когда она вошла, но тут же снова повалились в кресла. Чарлз ткнул в ее направлении сигарой:
– Иди наверх, медочек, отдыхай. У нас здесь сегодня есть что обсудить.
Джози кивнула и выплыла из комнаты. Пышные длинные юбки ритмично подрагивали, когда она поднималась по лестнице. Темные тени лежали под глазами. Лицо было бледное, неулыбчивое, но, тем не менее, она сумела с вежливым интересом взглянуть на Дору, вышедшую из комнаты больной в верхний холл.
– Как сегодня здоровье матушки Николлз? – спросила Джози с видом заботливой снохи и любящей жены.
Дора поморщилась и сцепила руки перед собой.
– Беспокойна.
В какое-то мгновение что-то блеснуло в бесстрастном взгляде Джози, и она дотронулась до пальцев Доры:
– Я благодарна тебе за то, что ты осталась и заботишься о ней. Что слышно от Дэвида?
Губы Доры невесело изогнулись, – Он здоров. Думаю, ему не очень нравится работать целый день в помещении, но зато платят регулярно и он скоро накопит деньги для фермы.
– А может быть, ему лучше вообще перестать заниматься фермерской работой? Это так сейчас рискованно. Нет, тебе обязательно надо продать свою землю и уехать вместе с Дэвидом, Дора.
Дора непокорно расправила плечи: – Но это все, что мне осталось от родителей. Я не могу так поступить. И я всегда получала достаточно от свиней и овец, чтобы оплатить издержки. На следующий год дела пойдут лучше.
Если, конечно, ищейки не загрызут еще несколько овец и если некто перестанет ломать загородку, выпуская свиней на волю, и они не убегут в лес. Если саранча не сожрет зерно, а молния не ударит в табачную плантацию и урожай не сгорит. А если молния оплошает, то какой-то злоумышленник не подожжет табак. У них, в этом маленьком округе, все время вспыхивают пожары. Самое, наверное, безопасное было бы разводить водяные лилии. Но она ничем не выказала своей горечи и подозрений. У Джози слишком много своих забот. И Дора вместо этого задала жизнерадостный вопрос:
– Ну, как сегодня младенец? Дерется? Мимолетная улыбка тронула губы Джози. Она положила руку на живот:
– Наверное, ему не нравится то, что я ем. Он родится голодным.
– Матушка Элизабет всегда советовала беременным пить теплое молоко с медом. Приготовить тебе? Джози нервно оглянулась и покачала головой: – Нет, лучше не надо. Не сегодня. Я обещала Чарли больше не спускаться вниз. Я очень стараюсь быть такой женой, какую он хочет иметь, но все равно спасибо тебе. Утром увидимся.
И она поспешила прочь, оставив Дору в одиночестве. Дора нахмурилась. Джози всегда теперь так отвечала. А как горланят эти мужчины. Наверху слышно. Дора уже давно здесь жила, чтобы привыкнуть к их пьянству, громким голосам и сигарному дыму. Она просто старалась не попадаться им на глаза, прекрасно зная, что они и так почти позабыли о ее существовании. Дора надеялась, что присутствие Джози сможет сделать этих грубиянов более цивилизованными, но они слишком погрязли в привычном для себя бытии и приструнить их мог бы только человек с гораздо более сильной волей, чем у деликатной Джози. И еще, наверное, для этого понадобились бы кнут и ружье. Ну а так как Дора тоже не могла ничего с ними поделать, то предпочитала ходить из угла в угол по комнате и не спускаться вниз за книжкой. Не будь она такой трусихой, Дора, конечно, вернулась бы к себе домой в тот день, когда ей исполнилось восемнадцать, но сейчас, месяц спустя, она все еще оставалась в логове зла и несправедливости. Старейшины квакерской общины были ею недовольны. Они не могли понять, почему она отклонила предложение Джо Митчелла купить ее ферму. Да, предложение нельзя назвать выгодным, а дому, очевидно, суждено стать ее единственным. Потеряв столько денег на зерне и табаке, Дэвид уже не мог сделать ей предложение, как надеялся, а она не могла жить в доме одна. Другие члены общины предлагали Доре свой кров, но ей претила мысль жить под одной крышей с еле знакомыми людьми. Старейшины, однако, такого поведения не понимали. Да и Дора сама себя не понимала. Ей не слишком нравилось и пребывание в доме Николлзов. Старейшины решили, что она стремится к мирским удовольствиям. И Дора только усмехалась, размышляя об этом и глядя из окна на обнаженные деревья. Она сейчас все бы отдала за пустынное спокойствие родного дома. Она бы набросилась на любого, кто посчитал бы необходимым оставаться в доме Николлзов по мере сил и терпения. Ведь только достоинство и происхождение позволили ей оставаться в этом доме. Когда Джози вышла замуж за Чарли, ей стало еще тяжелее. Однако, если бы Дора верила в силу Внутреннего Озарения, она бы решила, что оставаться здесь ей предназначено самой судьбой.
Теперь некому руководить ее поступками, как это прежде делал папа Джон, но девушка знала, что он бы одобрил ее поведение. И цеплялась за эту уверенность даже сейчас, когда слышала, как мужчины, спотыкаясь, шли из дома в темноту, чтобы причинить кому-нибудь зло. И она знала, что будет, когда Чарли вернется. Ей никто никогда ничего не говорил, никто ничего с ней не обсуждал. Она просто инстинктивно ощущала, что произойдет, помня, как ее родная мать кричала по ночам.
Надо бы ей тоже отдохнуть, пока спит сестра Харриет, но Дора все стояла у окна, глядя в ночь. Мужчины сели на лошадей и исчезли. Карлсон Николлз спал в объятиях черной любовницы. Рабы тоже затихли в своих лачугах. Даже заснула, наверное, Джози, хотя и неспокойным сном. Весь дом затих, но Дора все стояла у окна в ожидании.
Пэйс сейчас на пути домой. Она слышала, как об этом говорили внизу. Она и сама это знала. У него сейчас рождественский отпуск и он должен приехать. И какой-то внутренний голос ей твердил, что он приедет очень скоро.
Да, если рассуждать логически, она просто глупа. Он мог приехать и сегодня, и завтра, и в ночь на послезавтра. Хотя все это не имеет значения. Он приедет, сбросит поклажу с лошади, зайдет поздороваться к матери и уедет опять. Он не останется надолго в доме, где живут Джози и Чарли. И вряд ли Пэйс обратит внимание на нее. Надо облачиться в ночную рубашку и лечь спать. Но Дора и пальцем не могла пошевелить при мысли, что Пэйс
