когда раздался грохот взрыва, все бросились на крыльцо.
Джози и ее подруги нахмурились, глядя вслед удирающим в ночь кавалерам. Некоторые гости зашептались и заспорили, а люди постарше устремились вслед за молодежью, бормоча при этом, что надо бы удержать ее от опрометчивых поступков.
Пэйс улыбнулся цветущей девушке, с которой танцевал:
– Будем продолжать, миледи, или вы хотите, чтобы я тоже бежал сломя голову вместе с другими?
Джози слегка наморщила лобик, а затем, отбросив мысли, которые могли бы обеспокоить, снова обвила руками своего кавалера.
– Давайте танцевать, сэр. Уверена, что молодой человек, который способен выдержать натиск целого бального зала разочарованных женщин, больше достоин восхищения, чем горячие головы, бегущие как овцы за бараном.
И Пэйс закружился с ней посередине зала, а его примеру последовали остальные. Веселье возобновилось, и многие потом отказывались верить, будто Пэйс имел хоть какое-то отношение к успешному бегству рабов и тем самым к утрате собственности ценой в несколько тысяч долларов, уплывших из кармана разъяренного работорговца.
– Мистер Смайт, вы уже слишком стары для прогулок под холодным зимним дождем. Легкие у вас давно не такие здоровые, как прежде. Началось воспаление, вам нужен покой, обильное питье и постоянное тепло. Если вы опять выйдете из дома, это будет равносильно самоубийству.
Сурово отчитывая своего пациента, врач тем временем складывал инструменты в саквояж, а потом обернулся к двум встревоженным женщинам, стоявшим на пороге, и оставил указания относительно питательных бульонов и необходимости все время поддерживать огонь в очаге. Как только врач удалился, Джон Смайт с трудом принял сидячее положение и потянулся к перу и бумаге на прикроватном столике.
– Нет, папа, – подбежала к нему Дора и отобрала у него то и другое. – Ты должен отдыхать. Ложись и постарайся вздремнуть, пока мама приготовит бульон. А если что-то надо сделать, то поручи это мне.
Закашлявшись, Джон снова откинулся на подушки. Он был слишком слаб, чтобы спорить.
– Пошли к Старшим Братьям, попроси прислать нам в помощь сильного молодого человека. Мы ему заплатим за труды. Еще очень много надо сделать.
Дора знала, что у них слишком мало денег, чтобы нанимать работников. Все, что у них было, шло на помощь неимущим. Она знала также, что слишком слаба физически гонять коров в стадо, доить их вовремя, чинить конскую упряжь и исполнять другие необходимые в фермерском хозяйстве дела. Конечно, мама Элизабет умела все, но Дора поняла недосказанное отцом: жена так же стара, как и он сам, и нельзя рисковать ее здоровьем.
Дора написала записку, как он просил, протянула приемному отцу, чтобы тот подписал, и с тяжелым сердцем отправилась искать кого-нибудь, кто бы помог доставить записку на другой берег. Она испугалась и не могла этого отрицать. Девушка знала, что такое болезнь и смерть, ей не раз приходилось помогать матушке Элизабет в ее хлопотах по уходу за больными. Пепельная бледность и громкий мучительный кашель свидетельствовали о том, что отец серьезно болен, а от воспаления легких в холодную зиму и в его возрасте люди, как правило, не выздоравливают. И Дора сразу почувствовала, как холодный зимний ветер пробирает ее до костей, когда вдруг представила себе жизнь без доброго старика, спасшего ее от неминуемой смерти. Слезы брызнули у нее из глаз при мысли, что за большим столом, где они обычно завтракали, больше не будет слышен, его благодушный смех и тихий участливый разговор. Нет, такое и вообразить невозможно. Папа Джон щедро делился с ней богатствами своего сердца и души. Без него она превратится в ничтожество. Поглощенная невеселыми думами, спеша по улицам города к почтовой конке, Дора не обращала внимания на прохожих и не сразу заметила, что на углах собираются группки возбужденно жестикулирующих людей, пока кто-то не выкрикнул: «Да вот одна из них». И только тогда оглянулась.
Сердце в груди Доры едва не остановилось, потому что все взгляды устремились на нее. В них она читала осуждение и угрозы, и в сознании вновь всплыли кошмарные видения детства. Она плохой человек. Она несет зло, и все, по-видимому, думают так же. Все, очевидно, знают, что папа Джон умирает по ее вине. Если бы она не оставила ворота открытыми, овцы не выбрались бы за ограду, а папа Джон не упал бы в ручей и не промок насквозь. Если он теперь умрет, то Дора станет убийцей, и весь город про это узнает.
Раздираемая чувствами вины, тревоги и страха, Дора усилием воли заставила себя продолжать путь. Она исполнит все, что ей велено, отошлет записку. И, может быть, Бог смилостивится над ней на этот раз и простит, если Дора в точности исполнит поручение. Она не может допустить, чтобы папа Джон умер. Он такой хороший. А вот Дора скверная, и это ей надо умереть.
– Она накануне покупала порох в лавке. Это одна из них, говорю вам. Это она взорвала мост! Она и вся ее позорящая библейские заповеди семейка. Давайте покажем, что мы думаем об этих местных янки-аболиционистах.
Мимо лица Доры, едва не угодив ей в нос, пролетело гнилое яблоко. От испуга девушка замерла на месте. В спину ударил комок грязи. Обломок кирпича сбил с нее капор, больно стукнув по голове. Вскрикнув и приложив руку к ушибленному месту, Дора оглянулась, чтобы узнать, кто это сделал, но женщины быстро укрывались в лавках и домах. На улице остались лишь мужчины и местные хулиганы.
Ощущая теперь страх, такой же сильный, как и чувство вины, девушка прибавила шагу, надеясь, что ее пропустят. Она ничего не знала про мост и понятия не имела, почему все эти люди так злятся. Если бы Дора как следует подумала, то, наверное, догадалась, но мысли путались у нее в голове. Ей хотелось одного – заплакать и убежать домой, где папа ее обнимет и защитит от всех бед, но прежде нужно отправить послание.
Они стояли у переулка и поджидали, когда Дора приблизится. Некоторых она знала, мальчишки ее возраста, некоторые даже помладше. При первой возможности ее всегда дразнили, срывали капор, бросались лягушками и пиявками. Обычно помогала невозмутимость. Дора делала вид, что ничего не замечает, но на этот раз было что-то злобное во всей их повадке, а у главного магазина стояли, наблюдая за происходящим, старшие братья мальчишек и как будто не собирались их приструнить. Если бы Дора меньше испугалась, она бы заплакала.
Вместо этого девушка снова замерла на месте, как голубка, на которую упал яркий луч света. Еще в детстве, переживая страх и ужас, она поняла бессмысленность насильственного отпора. Годы, проведенные с квакерами на молитвенных собраниях, научили ее, что насилием никаких проблем не решить. Да и папа Джон очень в ней разочаруется, если она ответит насилием на насилие. А Дора ни за что не хотела разочаровать его еще больше. Она не хотела показать свой гнев и смятение и усилием воли сдержалась.
– Мой папа умирает. Мне надо послать записку Старшим Братьям, – произнесла Дора дрожащим голосом, со всем достоинством, на которое только была способна.
– А что такое случилось? Кто-то из черномазых перерезал глотку твоему папаше за то, что он им помогает? А чем ты занималась с черномазыми, пока папаша их прятал, а? Что поделывает обожающая ниггеров девчонка-квакерша, когда остается с ними наедине?
И парень рассмеялся игривым, грязным смешком, как все прочие, но Дора понятия не имела, на что они намекают.
– Сэмми, оставь девчонку в покое. – Один из наблюдавших за происходящим бездельников, сунув пальцы в карманы, направился к Доре, послав впереди себя табачную струю изо рта. – У них был врач. Ее старик заболел. А почему он заболел, девочка? Промерз, взрывая мосты?
Широко раскрыв глаза, Дора покачала головой и попыталась проскользнуть мимо Сэма. От испуга она не могла говорить: такие люди внушали ей страх. Но что бы она им ни сказала, это все равно не поможет. Дора просто хотела поскорее уйти.
Она узнала высокого мужчину, задававшего ей вопросы. Это один из кузенов Джози. Его отец часто занимался работорговлей и, наверное, потерял деньги, которые заплатил за беглецов. Она опустила глаза и попыталась обойти его.
Но тот, схватив ее за плечо, толкнул назад.
– Не так быстро, девочка. Отвечай, я тебя спрашиваю. Отчего твой папочка заболел? Что он делал прошлой ночью, когда черномазые сбежали из тюрьмы?
Дора могла повернуть назад и попытаться пройти по другой улице, но ведь они последовали бы за ней. Она могла также вернуться домой, но надо передать записку. И если нужно это сделать, пройдя через эту набычившуюся, грубую толпу, значит, она пройдет.
Сделав глубокий вдох, Дора бросилась в узкую щель между высоким мужчиной и его братом в надежде, что они непроизвольно посторонятся. Но мучители не посторонились. Тот, что был повыше, схватил ее за плечо и опять оттолкнул. Дора споткнулась о подол длинного платья и упала. Встав, она тщательно отряхнула пыль и, снова повторив про себя: «Я должна это сделать», – опять попыталась проскользнуть между мужчинами. На этот раз тот, кто помоложе, лягнул ее в голень и опять оттолкнул.
Дора, молча и решительно, снова стала подниматься, чтобы повторить свою попытку, но в это время в воздухе просвистел кнут. Она в ужасе замерла на месте, но удар кнута настиг ее обидчика, стегнув по плечу с такой силой, что, споткнувшись, тот отлетел к стене ближайшего дома.
– Хочешь помериться силой с кем-нибудь, Рэндолф? Как насчет меня? – И, зловеще усмехаясь, Пэйс подошел поближе, свивая кнут кольцами в воздухе. Вид у него был устрашающий. Он показался Доре намного выше и сильнее, чем всегда, и каждая клеточка его тела дышала силой. – Или ты трус и способен бить только маленьких девчонок?
Дора на мгновение закрыла глаза. Каждое
